Ольга Ларионова - Сотворение миров. Авторский сборник

Теймураз положил «фрукт» примерно в полуметре от коровьей морды и оглянулся на Варвару: смотри, мол, что дальше будет. Посмотреть было на что. Громадная туша чуть ли не в тонну весом приобрела вдруг дивную подвижность, ласты заработали, как движущий механизм, и корова, смущенно кося маленькими лиловыми глазками, навалилась на черный шар правым боком. Послышался слабый хруст, ласты заработали в обратную сторону, выгребая из–под себя гальку вместе с черной скорлупой. Наконец показалось розовое тело моллюска – вот это–то и было конфеткой…

– Ишь как щелкает?! – изумилась Варвара. – Ну прямо как арахис. И сколько она может за один раз уничтожить?

– Мы пробовали установить – со счета сбились.

– А если попадется этот… скорпионоподобный?

– Птериготус? Она отщелкивает у него заднюю треть, а в остальном характер действий сохраняется. Я наблюдал.

– Послушай, а кто из нас биолог?

– Да мы тут все, независимо от начальной профессии, обионились, если можно так сказать. Сусанин нас всех подчинил.

– У него что, синдром лидерства?

Теперь настала очередь изумляться Теймуразу:

– Почему синдром? Он просто прирожденный лидер, и надо сказать, на своем месте. Ты видела, как он улыбается? От уха до уха. Так вот, он во всем такой. Когда он рассказывает байки, все валяются по траве от хохота. Включая младенца.

– И Лероя?

– Лерой улыбается.

– Ого!

– Вот тебе и «ого». А когда он выхаживает теленка, вся Пресептория ходит на цыпочках. А сам он не спит по семьдесят два часа. И уж если он влюбился без памяти в эту Степуху…

– Понятно, – сказала Варвара.

– Ничего тебе не понятно. Ну, да такое не объяснишь, в людях самому надо разбираться, а не с чужих слов. Так что покорми животное, развлекись, а я пока проверю свои аккумуляторы, они у меня тут на скальных присосках. Только ты не зазевайся, руку в пасть не засунь – корова она хоть и не хищник, а может сжевать просто по причине предельной флегматичности.

Теймураз махнул ей рукой и побежал к своим селеновым коврижкам, распластавшимся на искристом камне. Кибы, закончившие погрузку тюков с капустой, потянулись к источникам питания и замерли, набираясь энергии на несколько суток вперед. А Варвара все сидела на корточках, прислушиваясь к размеренным всхрапам, доносящимся из глубин исполинской туши. Корова жевала, жевала, и с каждым движением челюстей становилась все обычнее…

Когда лодка отвалила от берега, Варвара устроилась на корме, свесив босые ноги в воду. Было немножечко смешно, до чего же быстро происходит привыкание к необычному. Ну, не нашла ничего особенного в стеллеровых коровах – это еще полбеды. Но птериготусы, жившие на Земле чуть ли не четыреста миллионов лет назад, – а они–то какую реакцию вызвали? Легкое отвращение да еще мысль о том, что ввиду своей жесткости сублимационную камеру они будут проходить за рекордно короткий срок.

Это уже дань профессионализму.

Нет, зверье, конечно, радовало, но не потрясало. И в то же время на душе было легко, почти празднично. Стоило задуматься, почему. Неизгладимый образ прекрасного ксенопсихолога? Радость от того, что ошиблась в Евгении Сусанине? Нет, ближе, гораздо ближе. Уникальный дар судьбы – такой парень, как Теймураз. Ведь общий язык нашли с первой же секунды, да и отношения по–товарищески ровные, и осложнений не предвидится. Одна беда: понимает он, кажется, несколько больше, чем ей бы того хотелось, – как это он выразился насчет Лоэнгрина?..

– Купаться будем? – спросила она.

– Здесь не аппетитно, сама видела, какие гады на дне. Вот зайдем за мыс, в нашу бухточку, спустим парус, и плавай себе, пока твое начальство не узрит тебя ястребиным оком и не определит на очередные работы.

– То ты его хвалил, а теперь запугиваешь…

– Так это ж не от врожденной жестокости, а по причине острейшего дефицита рабочих рук. Да ты не горюй, тебе в основном придется контачить с Параскивом, а вы прекрасно сработаетесь. Ты – молчунья, а у него комплекс бесконечной проблемонеразрешимости. Он будет тебе изливаться, потому что всем остальным он уже надоел, а ты все–таки новенькая…

– Теймураз, – перебила его девушка, – а в воде птериготусы не опасны для аполин?

Последовала неуловимая секундная пауза – юноша понял, что о Параскиве она говорить не хочет.

– У них устоявшийся симбиоз. Видишь ли, на Степухе вообще в моде эдакие популяционные свалки: где коровы, там обязательно лысые черви, и пескари–навозники; где навозники – там рядышком двуосесимметричные ракушки и скорпиончики; где скорпионы – там и каракуртицы, и так далее.

– Дело житейское, – понимающе кивнула Варвара. – Сосуществуют и едят друг друга поэтажно.

– Представь себе, предпочитают обходиться падалью и травой. На мой непрофессиональный взгляд, здесь агрессивность вообще не в моде. Впрочем, поныряешь – увидишь. Ты вообще ныряешь?

Ей почему–то припомнился первый вопрос Сусанина.

– Ныряю, – кивнула она точно так же, как вчера. – Сносно.

– Тогда можешь приступать. Здесь уже чистая вода, скорпионий пляж кончился. Только аполин что–то нет.

– А ты?

– Сейчас, только управлюсь с парусом. И потом, я не очень люблю водные процедуры.

Варвара медленно отстегнула пояс с неизменным ножом.

– Знаешь, у меня странное ощущение: позавчера я прилетела, вчера эта свадьба, нынче – капуста… Дни замелькали как–то мимо меня. Что–то происходит дьявольски сложное, а я плаваю широкими кругами и ничегошеньки не вижу… – Она нашарила в сумке свою маску, перегнулась за борт и сполоснула ее теплой водой. – Такое ощущение, как на глубине – и без очков.

Теймураз рывком затянул какой–то узел, фыркнул:

– Сравнение точное. Ты просто не видишь, а все уже закрутилось–завертелось, и не сейчас, а в тот самый миг, когда ты вышла из космолета. Ты уже в самой гуще событий, только… как бы это тебе понагляднее… не в фокусе. Потом, месяца через два–три, если тогда тебе представится возможность спокойно поразмышлять, ты это осознаешь. А сейчас давай–ка в воду!

Варвара проследила за его взглядом: над центральным корпусом трехангарной биолаборатории показались светящиеся голубовато–пепельным светом шары. Шли они, как дикие гуси – неровным живым клином. К их присутствию интереса не проявляли.

– А они представляют опасность для нашего поплавка? – не удержалась Варвара.

– Да вроде бы нет. До сих пор их привлекали только всевозможные двигатели и моторы. Парус им, видите ли, не интересен. Но ведь все тут только до поры, до времени…

Клин невозмутимо прошел метрах в ста пятидесяти и растаял в начинающем зеленеть небе.

Варвара кивнула и без всплеска ушла под воду.

И сразу же почувствовала, что сегодня все не так, как вчера. Вода, колючая и враждебная, была полна каких–то самостоятельно живущих, растущих и растворяющихся теней, которые давили на нее со всех сторон, упруго и легко, как пена, и начисто скрадывали ощущение реальной глубины. Контуры этих теней были так маняще–неопределенны, что Варвара безотчетно двинулась им навстречу, совершенно потеряв способность понимать, куда она плывет – вниз или вперед. Это было мгновенное опьянение волшебством, потому что волею какого–то чуда она оказалась внутри янтарно–коричневого калейдоскопа, менявшего свои картинки раньше, чем она могла сообразить, на что они похожи.