Фредерик Пол - Врата

- Гм, - сказала она, потом вползла на меня, обняла и уткнулась лицом мне в шею. - Почему бы и нет? - сказала она так негромко, что я не был уверен, что услышал верно.

И тут меня охватил страх. Всегда сохранялась возможность, что она скажет "нет". И я был бы снят с крючка. Весь дрожа, я услышал свои слова: "Значит, записываемся утром?"

- Нет, - она покачала головой. Голос ее звучал приглушенно. Я чувствовал, что она тоже дрожит. - Звони сейчас, Боб. Запишемся немедленно. Прежде чем передумаем.

На следующее утро я ушел с работы, упаковал свои пожитки в чемоданы и отдал на сохранение Шики. Тот смотрел на меня печально. Клара оставила свои занятия и уволила прислугу - та очень встревожилась, - но не побеспокоилась паковаться. У Клары оставалось немало денег. Она заплатила за свои две комнаты и оставила все в них как обычно.

Конечно, у нас была прощальная вечеринка. Не помню ни одного человека из тех, кто там был.

И вот, кажется совершенно неожиданно, мы втискиваемся в шлюпку, спускаемся в капсулу, пока Сэм Кахане методично проверяет имущество. Мы закрылись и начали автоматический отсчет.

Потом толчок и падение, ощущения плавания. Двигатели включились, и мы были в полете.

Доброе утро, Боб, - говорит Зигфрид, и я останавливаюсь на пороге кабинета, внезапно подсознательно обеспокоенный.

- В чем дело?

- Ни в чем, Боб. Входите.

- Ты тут все изменил, - обвиняюще говорю я.

- Верно, Робби. Вам нравится, как теперь выглядит кабинет?

Я изучаю его. Толстый мат с пола исчез. Абстрактные картины исчезли со стен. Их место заняли серии голографических космических сцен, гор и моря. Самое странное во всем этом - сам Зигфрид; он говорит со мной через манекен, сидящий в углу комнаты с карандашом в руке. Манекен смотрит на меня сквозь темные очки.

- Ты тут все перевернул, - говорю я. - Зачем? Голос его звучит так, будто он благосклонно улыбается, хотя выражение лица манекена не изменяется. "Я решил, что вам понравится перемена, Роб".

Я делаю несколько шагов в глубину комнаты и снова останавливаюсь. "Ты убрал мат!"

- Он больше не нужен, Боб. Видите, новая кушетка? Весьма традиционная, не правда ли?

- Гм.

Он начинает улещать. "Почему бы вам не лечь на нее? Попробуйте, как она вам".

- Гм. - Но я осторожно вытягиваюсь на ней. Чувствую я себя необычно, и мне это не нравится, может, потому, что эта комната для меня представляет нечто очень серьезное, и изменения в ней заставляют меня нервничать. - На матраце были ремни, - жалуюсь я.

- У кушетки они тоже есть, Боб. Можете достать их с боков. Потрогайте... вот так. Разве это не лучше?

- Нет.

- Я думаю, - негромко говорит он, - вы должны позволить мне решать, нужны ли какие-нибудь изменения в терапевтических методах, Роб.

Я сажусь. "Кстати, Зигфрид! Прими наконец решение в твоем проклятом мозгу, как ты меня будешь звать. Меня зовут не Роб, не Робби, не Боб. Я Робинетт".

- Я это знаю, Робби...

- Ты опять!

Пауза, затем вкрадчиво: "Мне кажется, вы должны дать мне возможность выбирать, как обращаться к вам, Робби".

- Гм. - У меня бесконечное количество подобных бессодержательных псевдослов. В сущности я предпочел бы провести весь сеанс, не говоря больше ничего. Я хочу, чтобы говорил Зигфрид. Хочу, чтобы он объяснил, почему в разное время называет меня разными именами. Хочу знать, что он находит значительным в моих словах. Хочу знать, что он на самом деле обо мне думает... если гремящее сборище металлических и пластиковых деталей может думать.

Конечно, я знаю, а Зигфрид не знает, что моя добрая подруга С.Я, пообещала помочь мне сыграть с ним шутку. Я с нетерпением ожидаю ее.

- Хотите что-нибудь сказать мне, Роб?

- Нет.

Он ждет. Я чувствую себя враждебным и необщительным. Вероятно, отчасти потому, что с нетерпением жду, когда можно будет сыграть эту маленькую шутку с Зигфридом, но еще и потому, что он все тут сменил. Так поступали со мной, когда в Вайоминге у меня произошел тот психотический случай. Иногда я приходил на сеанс и видел голограмму своей матери. Боже правый, очень похоже, но не пахнет ею, не чувствуется она: в сущности ее вообще нельзя потрогать, это только свет. А иногда я оказывался в темноте, и что-то теплое прижималось ко мне и обнимало. Мне это не нравилось. Я, конечно, спятил, но не настолько.

| ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ

|

| Корабль 1-8. Рейс 013В6. Экипаж Ф.Ито.

|

| Время до цели 41 сутки 2 часа. Цель не

| определена. Показания приборов повреждены.

|

| На ленте корабельного журнала запись: "На

| поверхности планеты тяготение как будто превышает

| 2,5 g, но я собираюсь произвести высадку. Ни

| визуальные наблюдения, ни радар не проникают под

| облака из пыли и пара. Выглядит не очень хорошо,

| но это мой одиннадцатый вылет. Устанавливаю

| приборы на автоматический возврат через десять

| дней. Если к этому времени я со шлюпкой не

| вернусь, капсула, вероятно, отправится одна. Хотел

| бы я знать, что означают эти пятна и вспышки на

| солнце".

|

| Пилота не было на борту вернувшегося корабля.

| Ни артефактов, ни образцов. Посадочного аппарата

| также нет. Корабль поврежден.

Зигфрид ждет, но я знаю, что он не будет ждать вечно. Скоро начнет задавать вопросы, вероятно, о моих снах.

- Видели что-нибудь во сне после нашего последнего сеанса, Боб?

Я зеваю. Мне скучно. "Не думаю. Ничего важного, я уверен".

- Я хотел бы послушать. Даже обрывки.

- Ты паразит, Зигфрид, знаешь?

- Мне жаль, что вы считаете меня паразитом, Роб.

- Ну... мне кажется, я даже обрывков не смогу вспомнить.

- Попытайтесь, пожалуйста.

- Черт возьми! Ну. - Я устраиваюсь удобнее на кушетке. Все, что я могу вспомнить, абсолютно тривиально и, я уверен, не имеет отношения к чему-либо травматическому или важному. Но если я скажу ему это, он рассердится. Поэтому я послушно отвечаю:

- Я был в вагоне поезда. Много вагонов сцеплены вместе, и можно переходить из одного в другой. В них полно знакомых. Женщина, такого материнского вида, она много кашляла, и другая женщина, которая... ну, выглядела странно. Вначале я подумал, что это мужчина. На ней был какой-то комбинезон, так что трудно было сказать, мужчина это или женщина, и у нее были мужские очень густые брови. Но я был уверен, что это женщина.

- Вы говорили с какой-нибудь из этих женщин, Боб?

- Пожалуйста, не прерывай, Зигфрид, я из-за тебя теряю нить мысли.

- Простите, Роб.

Я возвращаюсь к сну. "Я ушел от них. Нет, я не разговаривал с ними. Перешел в следующий вагон. Это был последний вагон в поезде. К остальным он был присоединен чем-то вроде... дай-ка подумать... не могу сразу это описать. Как растягивающаяся металлическая гармошка, знаешь? И она растянулась".