Лидия Конисская - Чайковский в Петербурге

…С Модестом виделся там каждый день».

В 1870 и 1871 годах приезды Чайковского в Петербург носили все тот же случайный и мимолетный характер.

В апреле 1872 года композитор представил в дирекцию императорских театров на имя главного дирижера театра Направника только что оконченную им оперу «Опричник».

Чайковский долго искал подходящий сюжет для оперы. После Первой симфонии он написал свою замечательную увертюру–фантазию «Ромео и Джульетта», теперь же ему хотелось найти для оперы непременно русскую тему.

В шестидесятые годы в России особенно возрос интерес к истории, к прошлому своей Родины, своего народа. Этому уделяли большое внимание писатели. Исторические сюжеты звучали в литературе, и в театре, и в музыке. Римский–Корсаков писал «Псковитянку», Мусоргский — «Бориса Годунова».

Поэтому неудивительно, что Чайковский, увидя в начале 1870 года в театре историческую трагедию Лажечникова «Опричник», нашел ее сюжет подходящим для оперы.

Он значительно переработал его, либретто получилось насыщенным острыми драматическими сценами. Однако сочинение шло вяло, казалось, композитор уже несколько разочаровался в нем.

Он даже писал как‑то брату Анатолию Ильичу: «…сюжет… очень хорош, но как‑то мне не по душе».

Позже мы увидим, что Чайковского больше всего привлекала передача в музыке чувств людей простых, близких ему по переживанию. Здесь же многие персонажи были слишком театральны и напыщенны.

Может быть, поэтому и получился у него в «Опричнике» самым ярким образ Наташи — простой русской девушки, любящей и страдающей.

Писал он оперу немного больше двух лет, до апреля 1872 года.

Итак, опера была представлена в театр, и началась обычная бесконечная волокита. Чайковский переживал ее с волнением и беспокойством. Влиятельных знакомств в петербургском театральном мире у него нет никаких, сам он живет в Москве и не знает, увидит ли сцену его новое произведение. Поэтому он поручил заботы о своей опере Василию Васильевичу Бесселю, известному в Петербурге музыкальному деятелю и издателю, в свое время окончившему вместе с Чайковским консерваторию.

Бессель вспоминал: «Не имея никаких связей с дирекцией императорских театров в С. — Петербурге… Петр Ильич вложил в мои руки все дело постановки „Опричника”».

В начале мая Чайковский писал начальнику репертуара императорских театров П. С. Федорову — одному из реакционнейших членов дирекции: «Милостивый государь Павел Степанович! На сих днях через посредство музыкального торговца г. Бесселя к Вашему превосходительству будет доставлена полная партитура только что оконченной мною четырехактной оперы «Опричник».

Представляя мой труд на благоусмотрение Дирекции, я осмеливаюсь покорнейше просить Ваше превосходительство отнестись благосклонно к произведению, которое есть во всяком случае плод упорного и добросовестного труда. Ничем не заслужив до сих пор особенного внимания Вашего превосходительства, я возлагаю все мои надежды лишь на просвещенное сочувствие Ваше к русскому искусству, которое в лице моем имеет одного из преданнейших поборников».

Несмотря на хлопоты Бесселя и обращение к «просвещенному вниманию его превосходительства», волокита, которая всегда сопутствовала появлению на сцене театра русских опер, продолжалась.

В сентябре Петр Ильич снова писал Бесселю: «Пожалуйста, голубчик, похлопочи об „Опричнике”».

Может быть, действительно, Бессель энергично хлопотал о постановке оперы своего консерваторского товарища, но хлопоты эти были корыстными: Чайковский продал Бесселю оперу «Опричник» в полную собственность за 1000 рублей. Впоследствии за каждое представление издатель получал, как собственник оперы, около 200 рублей. Всего «Опричник» прошел в Петербурге четырнадцать раз, да еще раз десять в Москве, шла эта опера и в провинции, так что Бессель с лихвой вернул затраченные деньги.

Характерная деталь: когда уже после смерти Чайковского, в 1896 году, возник вопрос о возобновлении оперы в Мариинском театре, Бессель энергично воспротивился этому, не желая отдавать «Опричника» театру бесплатно.

Распри Бесселя с дирекцией императорских театров вызвали тогда много разговоров и статей в печати. В конце концов, чтобы внести ясность в этот вопрос, в октябре 1896 года в газете «Новое время» было помещено «Положение вопроса об авторском гонораре в дирекции императорских театров», причем в примечании было сказано, что статья эта напечатана «ввиду недоразумения относительно авторских прав, возникшего по поводу «Опричника» Чайковского между дирекцией театров и собственником этой оперы».

Тогда же, в 1872 году, Петр Ильич хлопотал только о том, чтобы увидеть свое произведение на сцене.

В конце декабря Чайковский наконец получил вызов в дирекцию для переговоров. Волнуясь и уже не веря ни во что хорошее, он едет в Петербург.

Предоставим слово ему самому.

«…Я на праздники совершенно неожиданно попал в Питер, — писал 9 января 1873 года Петр Ильич сестре, — куда меня вызвали для присутствия в комитете, решавшем судьбу моей оперы. Я так был убежден, что меня забракуют, и вследствие этого до того был расстроен, что даже не решился прямо отправиться к папаше, боясь его обеспокоить своим отчаянным видом. На другой день после злополучного комитета, стоившего мне многих терзаний и, однако же, окончившегося к моему полному удовольствию, я поехал к папаше и прожил у него около недели. (И. П. и Е. М. Чайковские жили в то время на углу Канонерской и Могилевской улиц, теперь Лермонтовский пр., в д. 7. — Л. К.). Не скажу, чтобы эти дни были проведены мною приятно, ибо я был разрываем на куски; что ни день, то музыкальные вечера и обеды, так что я даже с нетерпением ожидал возможности улизнуть от всех этих удовольствий».

Надо отметить, что состав комитета, рассматривавшего оперу «Опричник», был довольно оригинальный: из дирижеров русской оперы в нем был один Направник. Затем были дирижеры от итальянской оперы, от русской, французской и немецкой драмы и от балета.

Именно этот состав комитета в феврале 1871 года забраковал оперу Мусоргского «Борис Годунов».

В ту же зиму 1873 года Чайковский часто встречался с композиторами «Могучей кучки». Он играл им финал своей только что оконченной Второй симфонии. Это было у Римского–Корсакова, который жил тогда на Фурштадтской улице (ныне улица Петра Лаврова, д. 25, кв. 9). Петербургским композиторам особенно понравился финал симфонии с темой народной украинской песни «Журавель». Как известно, Вторая симфония была написана в имении Давыдовых Каменке, где гостил у сестры Чайковский, и изобиловала народными украинскими мелодиями.

Петр Ильич писал: «Вся компания меня чуть не разорвала на части от восторга…»