Лидия Конисская - Чайковский в Петербурге

«…Но вот скоро, скоро я не буду писать вам письма. Ах, как приятно будет в первый раз в жизни приехать домой из училища…»

К осени 1852 года вся семья переселяется в Петербург. На этот раз Чайковские снимают квартиру на Сергиевской улице (той, что теперь называется улицей Чайковского), в доме № 41.

Той же осенью двенадцатилетний Петр Чайковский перешел в VII (младший) класс Училища правоведения.

Об этом интересном доме на Фонтанке, 6, в котором семь лет провел Петр Ильич, следует сказать несколько слов. Интересен он не своей архитектурой, обычной для конца XVIII столетия, а своеобразной судьбой, которая теперь почти забыта.

Одно время в этом доме, построенном на месте, где находились когда‑то конюшни Бирона, помещался Пажеский корпус; потом в нем жил знаменитый полководец генерал–фельдмаршал Барклай де Толли, затем — возвращенный из ссылки составитель государственных законов М. М. Сперанский.

В доме перебывало много жильцов. Последним перед Училищем правоведения был датский посланник Блюм. Специально для училища дом был перестроен архитектором В. П. Стасовым.

В 1893—1896 годах здание это снова перестраивалось. Были сделаны некоторые пристройки — здание увеличилось на два выступающих угла, имеющих вид башен, украшенных такими же полукруглыми балконами. Вместо строгого треугольного фронтона, поддерживаемого десятью колоннами, такого гармоничного и легкого, появился тяжелый прямоугольный — на восьми колоннах, а над ним приземистая башня, увенчанная грубым куполом. Одно осталось неизменным: все так же из всех окон фасада летом была видна легкая зыбь Фонтанки и так же за нею красовались вековые деревья Летнего сада.

История старого дома была бы неполной, если не упомянуть, что в ноябре 1917 года в нем на Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов выступал В. И. Ленин.

…Итак, в 1835 году здесь открылось Училище правоведения, где готовились судейские чиновники «нового образца». Постигшие все тонкости юридических наук, образованные молодые люди должны были прийти на смену старым полуграмотным стряпчим.

Из стен этого училища, еще до пребывания там Чайковского, вышли люди, ставшие выдающимися деятелями русской культуры. Это были композитор и критик А. Н. Серов; искусствовед В. В. Стасов, много сделавший вместе с М. А. Балакиревым для создания содружества передовых русских музыкантов; его брат Д. В. Стасов (впоследствии отец Елены Дмитриевны Стасовой — коммунистки, соратницы В. И. Ленина), крупный адвокат, известный своим участием в ряде судебных процессов, на которых он защищал революционеров.

Не сохранилось никаких писем Чайковского, относящихся к годам, проведенным им в училище.

Имеются лишь воспоминания его товарищей, которые собирал Модест Чайковский после смерти брата.

Петр Чайковский — воспитанник Училища правоведения.

Жестокий казарменный режим, введенный директором училища генералом Языковым, ко времени перехода туда Петра Чайковского оставался все тем же. В лучшую сторону он изменился примерно с 1856 года, после неудачной Крымской войны, показавшей гнилость и бессилие крепостнического самодержавного строя России, а также после смерти Николая I.

Начинались предреформенные годы, и это не могло не отразиться и на режиме в училище.

Пока же по–прежнему вставали под барабанный бой, по–прежнему воспитанников обучали маршировке и военному строю. Все так же применялись телесные наказания, заключение в карцер, а за малые провинности мальчики часами выстаивали «у колонны» в зале.

Петр Чайковский сам никогда не подвергался телесным наказаниям, но присутствовать при экзекуциях ему приходилось: они в училище зачастую происходили публично. Воспитанники, в основном младших классов, выстраивались вокруг зала, в середине которого ставилась скамейка для наказуемого. Можно представить, как тяжко было это зрелище для впечатлительного ребенка и какое отвращение он питал к царящему в училище духу солдатчины!

Вот как вспоминал о тех годах один из воспитанников И. Тютчев, учившийся с 1847 по 1852 год: «Жизнь… изо дня в день протекала довольно однообразно.

День проходил в занятиях, свободное время — в играх: в мяч, лапту, пятнашки, и разнообразилась она подчас какою‑нибудь выходкою отчаянного школьника, за которую раба божья выдерут. Операцию эту производил в спальне старший над дядьками Кравченко, в присутствии кого‑либо из воспитателей.

…Помнится мне один случай сечения, всех нас возмутивший, это когда Языков воспитанника, предназначенного к исключению, высек перед всем младшим отделением, построенным в зале».

Невольно вспоминаются слова Герцена: «Страшный грех лежит на николаевском царствовании в душевредительстве детей…»

Здание Училища правоведения (до перестройки).

По словам Модеста Ильича Чайковского, также в свое время окончившего Училище правоведения, у учителей не было ни любви к своему делу, ни призвания к нему. Урок за уроком, день за днем все шло по предписанной программе. А у учеников извечное желание — скорей отделаться от урока, получить более или менее хороший балл, занимаясь как можно меньше, и иметь возможность в субботу идти в отпуск.

Петр Чайковский, добросовестный и старательный по натуре, исправно готовил уроки, переходил из класса в класс, но учился без всякого интереса. Особенно не давалась ему математика.

Дом в Косом переулке, где жила тетка Петра Ильича Е. А. Алексеева.

Его товарищ Шадурский рассказывал, что однажды они вместе решили одну задачу. Это было для них так неожиданно, что они долго боялись взглянуть в конец задачника, чтобы узнать, правилен ли их ответ, и когда наконец отважились и увидели, что он совпадает с ответом в задачнике, пришли в такой восторг, что начали с криками обнимать друг друга. Шадурский считал, что и подружились‑то они именно с этого дня.

И все же, несмотря на плохое знание математики, Петру как‑то удавалось получать на экзаменах переводной балл.

В первые училищные годы Чайковский постоянно ждал встречи с матерью, он ежедневно думал о свидании с нею, об отпуске.