Илья Стальнов - Нереальная реальность

Лаврушин, которого сейчас увидел Степан, меньше всего походил на больного человека. Гораздо больше походил он на человека здорового. И закрадывались сомнения о правомерности выписанного ему больничного листа.

Кандидат физматнаук, одетый в грязную робу зеленого цвета, которые в последнее время облюбовали дачники, вытаскивал из багажника своего «Запорожца» огромный пузатый медный самовар. Вещь была изрядно потерта, помята, бок продырявлен. На асфальте уже выросла груда никуда не годного хлама: разбитая настольная лампа. сгоревшая телевизионная трубка, всякая металлическая всячина. Судя по удовлетворенному лицу хозяина этого хлама, жизнью тот был доволен вполне.

– По совместительству в старьевщики устроился? – укоризненно произнес Степан.

– Во, на ловца и зверь бежит, – сказал Лаврушин, поднимая глаза на друга. – Поможешь дотащить.

Он начал совать в руки Степана железяки – влажные и не совсем чистые.

– Э, – запротестовал было Степан.

– Давай-давай, – Лаврушин преподнес ему телевизионную трубку.

– Ты где этот хлам взял? На свалке, что ли?

– Ага. На ней, родимой.

Степан едва не выронил поклажу, положил ее на землю, и возмущенно проговорил:

– У тебя загранкомандировка срывается, а ты по свалкам мышкуешь, мусор там собираешь!

– Загранкомандировка, – рассеянно кивнул Лаврушин, держа в руках мятый самовар и с интересом рассматривая его. – Посмотри, какая вещь. То, что доктор прописал!

Все хваленое здравомыслие Степана восставало против подобной беспечности, безалаберности, и вообще – сущего безумия. Он хотел сказать что-то крайне едкое и колкое, но оглянуться не успел, как друг вновь нагрузил его поклажей, на этот раз завернутой в пленку.

– Самовар я сам понесу, – Лаврушин бережно поднял медное чудище, которое раздували во времена царя Гороха кирзовым сапогом.

– Дела-а, – протянул Степан. – Ты больничный не у психиатра брал?

В лифте он пытался добиться у друга объяснений, но тот, ощупывая самовар, отделывался: «подожди», «потом», «сейчас увидишь».

Страшнейший кавардак бросался в глаза уже в коридоре. Там была разбросана зимняя, летняя, осенняя обувь, половина которой место было на свалке. Здесь же валялись куски проводов, обломки микросхем, пара паяльников, осициллограф, и все тот же свалочный мусор. Ощущался запах бензина.

– Дала-а, – вновь протянул Степан, оглядываясь. Он привык, что дома у друга всегда бардак. Но сегодняшний бардак был бардаком с большой буквы. – У тебя здесь что, монголо-татары с нашествием побывали?

– Подожди секунду, – Лаврушин, не выпуская из рук самовара, шагнул в комнату. Степан последовал за ним. И обмер.

Дело было даже не в том, что в комнате царил уже не Бардак, а БАРДАЧИЩЕ. Но то, что возвышалось в центре комнаты, вообще нельзя было назвать никакими словами.

Итак, мебель была сдвинута в угол. В центре расположилась фантастическая по глупости, абсурдности и откровенному сумасшествию конструкция. Высотой она почти доставала до потолка, диаметром была метра полтора-два. Пробовать уловить в дичайшем нагромождении деталей какую-то систему – занятие бесполезное. Не было этой системы. И смысла не было. Зато были можно было различить отдельные элементы, из которых и состояла эта ХРЕНОВИНА (иного слова в голову Степана как-то не пришло). А угадывались в ней: бочка из-под соленых огурцов – центральная часть конструкции, трубка от душа, знакомый бидон, из которого немало пива пито, небольшой ржавый двигатель внутреннего сгорания, выхлопная труба вела на улицу через окно, панель от стереоприемника, магнитофон «Весна», а так же мелочь – змеевики, клеммы, разноцветные провода, табличка от троллейбуса номер чсетырнадцать.

– Дела-а, – протянул Степан. – Ты точно спятил, солнце мое.

– Нравится? – ставя самовар на пол, самодовольно осведомился Лаврушин.

– Потрясающе!

– Только самовара не хватало.

– Ты чем здесь занимаешься? – с опаской спросил Степан.

Он со страхом думал, что у его друга очередной приступ творческой горячки, а тогда – запирай ворота.

– Я над этой штукой три месяца работал, – доверительно поведал Лаврушин. – Времени все не хватало с этой институтской текучкой, вот и сел на больничный.

– Что это за жуть ты сотворил?

– Генератор пси-поля. Торжество энергоинформационных технологий. Двадцать второй век!

– Это генератор? Вот это? – Степан ткнул в машину пальцем,

– А чего удивляешься? – с некоторой обидой спросил Лаврушин. – По-твоему генератор должен обязательно сверкать никелем и пластмассой? У меня нет денег на это. Уж чем богаты.

– Ты хочешь сказать – эта коллекция металлолома работает?

Лаврушин пожал плечами.

Степан протиснулся боком к дивану, зацепился джинсами об острый край обрезка трубы, со стоном чертыхнулся – джинсы были новые. Упал на мягкие продавленные подушки. И занялся любимым занятием – назиданиями:

– Лаврушин, эта штука не работает. Такие штуки вообще не работают. Такие штуки выставляются на экспозициях «Творчество душевнобольных».

– Конечно, не работает, – охотно согласился Лаврушин.

– Ну вот. ЧТД. Что и требовалось доказать.

– Сейчас самовар подсоединю – и заработает.

– Самовар, – простонал Степан.

– От служит отражателем пси-поля, которое и откроет тоннель в иной пространственно-временной континуум.

– Ага. А я – марсианин. Прибыл в СССР для организации совместного предприятия по разведению розовых слонов.

– Считаю иронию здесь неуместной, – хозяин квартиры поднял валявшийся на полу чемоданчик с инструментом, открыл его и принялся за самовар. Тот под ударами молоточка приобретал овальную форму. Попутно Лаврушин объяснял, что и как. Выражение на лице гостя менялось: недоверие сменилось полным неверием, а затем и страхом, в голове билась цифра «03» – там, кажется, высылают за душевнобольными.

Из объяснений явствовало, что психологическое поле, создаваемое человеком, может реализовываться в параллельных пространствах, число им – бесконечность. Каждая мысль создает свой материальный мир, живущий, пока эта мысль длится, по задумке автора, а затем переходящий в свободное плавание. Если должным образом генерировать пси-энергию, можно попасть в эти производные миры. Притом легче попасть в тот мир, о котором думают наибольшее количество людей. А чем заняты головы большинства людей?

– Это дверь в телевизионный мир, – подытожил Лаврушин.

– Какой бред, – с восхищением произнес Степан. – Всем бредам бред.

– Легко проверяется. Сейчас мы испытаем генератор.

Лаврушин решил, что довел самовар до кондиции. Отделан он был плохо, на корпусе – вмятины, но, похоже, для целей, которым был предназначен, годился. Изобретатель присобачил разъемами самовар к аппарату рядом с будильником за шесть рублей двадцать копеек, который резко тикал.