Чайна Мьевиль - Посольский город

Я не позволяла себе думать об этом постоянно, как бы дозировала мысли. Мы ухаживали за эоли. Бедняжек пришлось пересадить, для чего понадобилось обрезать и прижечь их мясистые привязи, со всеми предосторожностями, разумеется, но они всё равно страдали. Никакая терротехника их заменить не могла, и наши воздушные садовники делали всё возможное, чтобы защитить их биомы, а также биомы их существ-компаньонов, которые помогали формировать течения и поддерживать наш примитивный воздушный купол. Они старались обеспечить их безопасность, защитить их слух с помощью не подверженных зависимости и не способствующих передаче инфекции технологий, но, несмотря на все усилия, мы знали, что наши дыхательные машины могут в любой момент заразиться и заболеть, и никакой ариекайский мудрец уже не поможет нам советом.

Едва начнут задыхаться эоли, задохнёмся и мы, и тогда ариекаи прорвут нашу оборону и войдут в город. Когда они покончат с нами, мы будем лежать спокойно, как обычно лежат все мёртвые, а они будут тыкать в нас копытами и потерянно умолять поговорить, как ЭзРа. А потом и они сами либо вымрут, либо на смену им придёт новое поколение, которое начнёт развивать их культуру с нуля. Возможно, у них даже возникнут ритуалы с использованием наших костей и костей предков.

Вот такие нам снились сны. И в этот пейзаж кошмарных сновидений явился новый бог-наркотик ЭзКел.

Стращать и выхаживать нашу новую надежду я предоставила Брену, МагДа и другим. Сама же я предпочитала заниматься передвижением провианта и оружия. Я знала, когда проснулся Кел, когда его снова представили Эзу, когда они сделали первые совместные попытки, когда готовились к тесту Штадта, когда шёл подсчёт результатов, хотя никогда ни о чём не спрашивала. Я даже избегала Брена.

Слухи о том, что творится, ходили разные, одни говорили, что усовершенствовали автом и он теперь может говорить на Языке, другие — что послы и их друзья готовят миаб и рискнут выйти на нём в иммер, чтобы спастись. Правда, как всегда, оказывалась чуднее вымысла. Когда ЭзКел появились в нашем измученном кошмарами городе, мне стала ясна ещё одна причина, по которой мы скрывали правду: чтобы произвести впечатление. Когда исполняется обещанное — это воспринимается как норма, сбывшееся пророчество ведёт за собой спад. Насколько же более выразительно неожиданно пришедшее спасение?

Информация настигала меня вопреки моему желанию: я знала, когда Кел проснулся, когда ему сняли швы. Как я ни старалась избегать подробностей, но я заранее знала о том, когда ЭзКел впервые должны были выйти в город, и, приготовившись, ждала их там. Вообще-то, там были все, кто ещё остался в Послограде. Даже кеди и шурази пришли. Я видела Уайата в окружении охранников, которые и охраняли, и сторожили его одновременно. Пришли автомы, их тюрингсофт был на пределе, и потому многие из них выказывали неподобающее случаю добродушие. Я не увидела среди них Эрсуль. И только по нахлынувшему разочарованию поняла, что ждала её.

Сузившиеся границы нашего городка были от нас так близко, что мы слышали частое дыхание ариекаев, атаковавших наших баррикады, и свист летевших в них снарядов. Офицеры сдерживали толпу горожан, напиравших на ворота посольства. Тут мне пришло в голову, что я, наверное, отрезала себя от событий в изоляторе специально, чтобы воспринять результат так же, как воспримет его простой горожанин, человек из толпы. Я смотрела вверх, на других членов комитета, расступавшихся, чтобы пропустить вперёд важно шагавшего Кела, за которым шёл Эз.

— ЭзКел, — воскликнул кто-то из их сопровождающих, и, Господи, помоги мне, люди в толпе подхватили его крик и стали скандировать.

Кел выглядел ужасно, ослепительно-яркий свет движущихся ламп только усугублял дело. Он был обрит наголо, кожа на черепе была белой даже по сравнению с бескровным лицом, обруч на шее сверкал. Думаю, его держали на какой-то смеси наркотиков, чтобы не давать ему спать: его движения были мелкими и какими-то суетливыми, как у насекомого. Череп пересекали тёмные швы: большие настоящие стёжки, примитивная технология, к которой прибегли, вероятно, потому, что нанзиматических заживляющих средств просто не осталось, но, с другой стороны, эти стёжки настолько повышали зрелищность, что я даже усомнилась, была ли в них нужда с чисто медицинской точки зрения. Кел не отрывал глаз от толпы. Он смотрел прямо на меня, но наверняка меня не видел.

Джоэл Руковси опять стал Эзом. Физически он не пострадал, но из них двоих наименее живым выглядел именно он. Кел отрывисто заговорил с ним. Слов я не слышала. Эмпатом, то есть приёмником, был Эз, он и должен был делать главную работу.

— Итак, я всё потерял, — сказал, наконец, Кел, обращаясь к толпе. Усилители разнесли его голос, и все затихли. — Я всё потерял, и я пошёл туда, в это место потерь, но потом, когда я понял, что нужен Послограду, я вернулся. Когда я понял, что мы нужны ему… — Он умолк, и я затаила дыхание, но тут вперёд вышел Эз и уверенным голосом — чего нельзя было сказать о его лице — закончил:

— … мы вернулись.

Аплодисменты. Эз опять опустил голову. Кел облизал губы. Похоже, даже местные птицы все до одной собрались на площади и наблюдали.

— Мы пришли, — сказал Кел, — и я хочу показать… — И после короткой паузы, во время которой у меня едва не остановилось сердце, Эз добавил:

— … что мы будем делать.

Они переглянулись, и я вдруг заметила след, оставленный, должно быть, часами подготовки. Они посмотрели друг другу в глаза, и что-то случилось. Я вообразила, как пульсируют в их мозгах имплантаты, как настраивают их на одну волну, расплёскивая вокруг лживое сообщение о том, что они — одно целое.

Эз-подрез и Кел-поворот закончили мысленный отсчёт, открыли рты и заговорили на Языке.

Услышав их, даже мы, люди, ахнули от изумления.

— Я уходил на время, но теперь я здесь.

Город проснулся. Даже мёртвые кварталы содрогнулись. А мы расцвели, точно цветы.

По проводам под улицами, мимо бараков и баррикад, со скоростью электрического тока под кирпичами и асфальтом, по которому не ступали больше ноги терранцев, а лишь бродили замершие теперь ариекаи, под километрами построек, под ждущими смерти животными-домами, вверх и наружу через громкоговорители. Из десятков репродукторов вырвался голос нового бога-наркотика, Эз/Кела, и город, выйдя из ступора, в который он погрузился, замуровавшись в своём несчастье, взмыл на новую высоту.

Тысячи глаз-кораллов воспрянули; обвисшие спинные крылья вскинулись и навострились, улавливая вибрации; раскрылись рты. Обмякшие хитиновые чешуйки стали жёсткими, как черепица, внезапно обретя силу от притока химических веществ, вызванного новым голосом. «Я уходил на время, но теперь вернулся», — и мы прямо-таки услышали, как расправились сморщившиеся кожные покровы, как побежала по жилам кровь, как ускорились обменные процессы в телах, получивших подпитку наркотической энергии, которую они черпали из диссонансов Языка ЭзКела. Сколько хватал глаз, вплоть до самого горизонта, город, его зелле и его обитатели очнулись, словно от летаргического сна, и стали озираться, куда это они забрели, пока были живыми мёртвыми.