Сергей Цикавый - Шаги в глубину

Ненавижу тебя, ублюдок живой.

Я схватила его запястье и сжала — так, чтобы не сломать, но сделать безумно больно, сместить сухожилия, чтобы сочувствие теплого обормота испарилось, искрошилось в вопле.

Дональд поморщился и надтреснутым голосом сказал:

— А ты сильная.

И отчего-то сразу стало понятно, что он не о моей хватке. Я отпустила его руку и легла на спину. Слова куда-то благополучно делись, да все куда-то делось — и холод, и тепло. Остался только потолок, темнота и приглушенное дыхание слева — ни разговаривать мне не хотелось, ни секса, ни — упаси небо — заснуть. И гордость, получившая смертельную рану — «как, ты сама пришла к парню?» — тихо издыхала в своем углу, совсем мне не мешая.

— В п-первую ночь, после того как я очнулся… Н-ну, после пяти лет. Мне приснилось, что я п-пришел в себя в вакууме.

Этот шепот вошел в меня, как лучевой скальпель — мягко и почти без боли.

— Все один в один, как было в реальной жизни, т-только шлюзы «Телесфора» открыты.

Скальпель вслепую тыкался во мне, ища больное место, а я молчала — просто не знала, что сказать.

— Второй н-ночью я боялся спать. Я был один на весь космос. Обыскал весь корабль в поисках ответов, а их н-не было. Знаешь, чего я боялся?

Знаю, обормот, не вакуума. Ты боялся, что заснешь и снова проснешься пять лет спустя, ничего не помня и не понимая. Ты бегал по этому кораблю, колол себе кофеин, ты искал малейший намек на то, что было с тобой между последним глотком кислорода в повстанческом катере и великолепным фрегатом с приказом «Вернись».

Ты искал и не находил.

— …на пятый день я боялся, что уже сплю, п-проводил вручную расчеты курса, чтобы убедить себя: б-бодрствую еще. Потом свалился на д-двое суток. Не помню, что мне снилось, но, проснувшись, я п-плакал от счастья, узнав, что спал, что никто не украл м-мое время. Мою память.

Я скосила глаза: он тоже лежал на спине, глядя в потолок. Это был его худший кошмар, и он с этим кошмаром жил уже много лет. Он промахнулся мимо моей боли, но ему удалось ее притупить, хоть я никогда не верила в девиз гомеопатов, ну ведь правда, как это — «подобное подобным»?

Примерно вот так.

Я придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. Обормот не сказал ничего — он просто перетянул одеяло так, чтобы накрыть нас обоих, и это было слишком даже для меня.

— Мне снится Джахиза.

Понимаешь, обормот, я схожу с ума, когда я не в строю. Когда не надо боковым маневром уходить из-под удара, когда поблизости нет червоточины, когда противник далеко, когда мозги звездного пилота греются вхолостую.

Просто не умею быть не у дел.

Это так банально, это так «да ты с жиру бесишься», это…

И, знаешь, я наплюю на здравый смысл и полезу хоть к Его Мечу на рога, поэтому я сбежала с обсуждения самоубийства. И у меня нет иного выхода, но теперь уже по двум причинам.

Во-первых, это будет поистине чудовищный стимул действовать, не зацикливаясь на безумии…

— А в-во-вторых?

«Во-вторых, ты не трахнул меня, а просто укрыл одеялом» . Но этого, конечно, я вслух не сказала. Фрегат гудел на пределе слышимого, он шел тихим ходом, ежесекундно глотая тысячи километров без признаков материи, и мне совсем не хотелось считать толщину обшивки.

— Рея т-тоже полетит в Империю.

Ну, ты меня не удивил. И она меня не удивила — в кои-то веки.

— Дональд, почему она не выполнила приказ? Ты ведь рассказал ей о том, что ты ее цель?

— Н-нет. Я же тебе говорил, что она не помнит.

— Дональд… Даже в такой темноте я вижу, что ты врешь. И слышу в придачу.

— Нет.

— Да.

— Нет, — выдохнул он куда менее решительно.

— Не ври мне.

Это весело. Весело и тепло: лежать в кровати с парнем и спорить с ним о другой девушке. «Ау, ревность, а ты где?»

— Х-хорошо, знает. Я ей рассказал.

— Там был еще один вопрос, — напомнила я и поерзала, меняя положение тела. Теперь я лежала с ним в обнимку. «Тепло…»

— Почему не стала меня ликвидировать? Н-не знаю. Наверное, это показалось ей неправильным.

Я улыбалась.

— Расскажешь, как ты ее спас?

Дональд повернул голову. Умопомрачительное расстояние — не надо даже тянуться для поцелуя. И действительно — не надо, даже если никогда больше не будет такой возможности. В конце концов, я, наверное, сумасшедшая, но мне хочется разговаривать и слушать, чтобы что-то малознакомое перехватывало горло — не адреналин, не желание, не шок, не кошмар.

— Она не м-могла пошевелиться — только подергивались пальцы на руках и двигались г-глаза…

…«Телесфор» ежечасно выбрасывал в космос свою необратимо зараженную органику, виртуал организовал вокруг трюма зоны радиационного кризиса трех уровней опасности. И, плюя на карантин, выслушивая предупреждения своего корабля, капитан каждый день надевал тяжеленный скафандр, подключал питание к корабельной установке и шел к ней — шел и едва понимал зачем. Лиминаль даже не разговаривала, просто лежала, глядя в потолок, а Дональд стоял над ней и смотрел, как непонятная жизнь пульсирует в алых глазах: без ненависти к жертве, без сожаления о заваленной миссии, без страха смерти.

«Как здесь красиво», — вспоминал Дональд ее слова. «Кто я?»

На третий день он заметил, что его палач стиснула кулаки, и понял, что все плохо. Красные глаза поминутно закрывались, и каждый раз, когда она открывала их, там оставалось все меньше жизни. Капитан не знал, что ему делать, просто не знал, лекарства и дезактиваторы на нее не действовали, и когда алый взгляд почти потух…

— Я взял ее на руки и начал носить по т-трюму. Что-то ей рассказывал — не помню, что, к-какую-то ерунду.

Обормот в огромном, как шкаф, скафандре высшей защиты и голая девушка у него на руках. Наверное, это было даже красиво: беглец, его убийца и писк дозиметров, сообщающих, что уровень радиации куда ниже, чем градус неожиданной трагедии в трюме. По законам красивых сказок она пришла в себя — всего на секунду, чтобы сказать, что ей нужен холод. А дальше началась сказка грустная.

Я вздохнула, а он снова поменял тему, и снова — вовремя:

— М-мы возьмем несколько контрактов, Алекса.

— Самых-самых жирных, — мечтательно сказала я, купаясь в теплой уверенности.

— А п-потом решим, на что тратить деньги: на дорогого хакера, н-на подкуп чиновников…

«Ты снова откладываешь решение», — хотела сказать я.

И сказала. Но уже во сне.

Каждый звездный пилот просто обязан любить море. Мы ведь все оттуда: ложимся в дрейф, найтуем, торпедируем, причаливаем, выходим на траверс… Ну, и классы кораблей нам тоже подарили те времена, когда люди только смотрели в небо, запуская скорлупки по водной глади. Космос заменил нам море — и приучил скучать по морям. Порой ты стоишь на берегу в скафандре, потому что это океан не воды, а жидкого азота, и прибой может влегкую перебить становой киль транспортнику. Ведь что такое аш-два-о в космосе? Это такая цистерна в пищеблоке. Или противные вездесущие шарики, если у вас испортился гравитационный привод.