Александр Белый - Мореход

— Нормально, — согласился с ним, — только этих четверых, которые на скале, мы с Иланой возьмём на себя, да и остальных немного сократим и выгоним на открытое место.

— Рэд, — задумчиво сказал он, — Это есть дикие хардлингцы, и легко нам не будет.

— Мы лучше подготовлены! Мы их победим! — громко воскликнул, и за своей спиной услышал гул одобрительных голосов.

В полукилометре от засады мы подошли к участку тропы, которая огибала скальный выступ. Это место действительно вражескими наблюдателями не просматривалось, поэтому здесь спешились, быстро собрали арбалеты и стали готовиться к бою.

— Ну чего, Котяй, командуй пехотой, — передал бразды правления одноногий Лагос.

— В шеренгу по два становись, — раздался голос деда, после чего в строй стали становиться даже мальчишки–ездовые.

— Пошли и мы, — кивнул невозмутимой Илане, после чего мы закинули за спину взведённые арбалеты и стали перебираться по камням в обход скалы.

Через пятнадцать минут мы вышли во фланг засевшим разбойникам и первое, что увидели, так это четыре крытых парусиной каркасных арбы, девять тягловых волов и одиннадцать верховых лошадей. Рядом стояли какие‑то бочки и гора дров от порубленной пятой арбы, а посреди обширной поляны чернело пятно большого кострища. Но наше внимание привлекло совсем другое зрелище: к большим тележным колёсам были привязаны пять покрытых ссадинами женщин, две из них в возрасте лет тридцати, а три — совсем девчушки, от одиннадцати до четырнадцати лет. Четверо сидели к колёсам спиной, а пятая — красивая женщина с сильной мускулистой фигурой, стояла на коленях и была увязана таким образом, что не только взвестись на ноги, но и вообще двигаться не могла.

— Твари, — услышал в наушниках голос Иланы.

Немного приподнявшись и выглянув из‑за валунов, мы увидели и тех скотов, которые творили здесь беспредел. Четверо разбойников, что спрятались на скале, вовсю вертели головами, высматривая подходы к засаде. Один из них был с множеством косичек в бороде и большой залысиной на голове, он повернулся к затаившимся внизу за скалой тринадцати разбойникам, что‑то объясняя натурально горбатому северянину, с большим боевым топором в руках, при этом пожимал плечами и разводил руками. Вероятно, они никак не могли понять, почему оставшийся до засады путь караван идёт так долго.

— Работаем, Золотко моё, — мы вскинули арбалеты и вставили в крепление болты, — Лучников у них всего двое, с них и начнём. Хо!

В неподвижные цели стрелять одно удовольствие. Когда два тела, бывшие некогда каторжанами и бандитами, сползли со скалы на карниз, двое других растерялись и нырнули за камни, не сообразив, откуда к их подельникам прилетела смерть. Это дало нам время беспрепятственно расправиться и с ними, но тот, который с залысиной, свалился с карниза и полетел вниз, на головы затаившейся засады, которые ещё не знали, что их уже начали убивать. Вот сейчас они зашумели и увидев, что по камням к нам быстро не допрыгнешь, немедленно сбились в кучу и укрылись за щитами, но для наших арбалетов это не есть препятствие, на дистанции сто двадцать метров болты прошивали деревянные щиты и сырое железо их плохонькой брони, как бумагу.

Мы с Иланой успели выстрелить по четыре раза, и только после того, как от наших рук пало восемь разбойников, оставшиеся девять рассыпались в стороны и убежали за скалу. Но видно и там они от смерти не спрятались, так как дико взревели и с громким криком «А–а–а» рванули в атаку на появившегося, наконец, доступного врага, но их крик стал ослабевать и секунд через тридцать совсем затих.

Как потом выяснилось, этот бой для моих молодых воинов оказался не таким уж простым. Далеко не все смогли хладнокровно поразить бесстрашного, и психологически готового к смерти врага, поэтому, многие промазали. Двое северян даже смогли добежать до нашего строя, а горбатый предводитель, утыканный трёмя болтами, успел топором развалить щит Диносу, но получил от старого Котяя копьём прямо в глаз и под ногами наших воинов умер.

— Не будь с нами Иланы и не знай, что разбойники устроили засаду, и не будь у нас арбалетов, то не они, а мы бы умылись кровью, — говорил мне потом одноногий воин, — Нашим пацанам воевать с такими матёрыми вояками ещё рановато.

— Дар Иланы нам очень помог и ещё поможет неоднократно, но в остальном, Лагос, я с тобой не соглашусь, ничего эти хардлингцы собой не представляют. Правда, если быть честным, то воинственный дух их велик и физической силы много, зато техники — никакой. И мы уже не пацаны, Лагос, а воины, за время этого похода окрепнем душой и телом, и нам никто не будет страшен.

Некогда довольно успешный отряд хардлингских наёмников в своё время частенько подряжался сопровождать торговцев, следующих на территорию Парсии минуя официальные таможенные посты, за что дополнительно зарабатывал немалые деньги. Но однажды, как это часто бывает, в стаде заводится недооцененная паршивая овца, которой плохо, если другим живётся хорошо. В результате, в канцелярии пограничного цезарха появляется подмётное письмо от неизвестного радетеля имперского благосостояния с информацией о тайных контрабандных тропах.

Вот так и попались те, которым до этого жилось хорошо. Если бы они просто сдались на милость местного правителя, то самое большее, что им грозило, это конфискация товара и стандартный штраф. Но взыграла дурная кровь и во время столкновения на границе с воинским подразделением цезарха они порубили четверых его всадников. После этого хардлингцев уже никто не жалел, конная трилата в полном составе навалилась и искромсала в фарш тридцать восемь человек, но тридцать три самых умных бросили оружие, сдались в плен, после чего загремели кандалами на каторгу.

Ни на одном руднике выжить пять лет фактически не реально, разве что это будет повар или охранник нижнего уровня из числа каторжан. Воспользовавшись какой‑то оплошностью администрации, бывшие матёрые вояки перебили караул, освободились от кандалов и отправились в бега. Они держали путь на северо–запад к границе Хардлинга, куда путь был не близок, нужно было пройти напрямик три тысячи семьсот кошангов (около трёх с половиной тысяч километров).

Империя серьёзных войн не вела уже тридцать восемь лет, правда, двенадцать лет назад был небольшой конфликт на горных перевалах, граничащих с извечным соперником Ахеменидой. В полномасштабную войну он не перетёк, да и участвовали в нём, как с одной, так и с другой стороны совсем некрупные соединения. Таким образом, большинство армейских частей давно изнывали от безделья. Кроме того, разбой в империи был явлением редким, он карался самым жестоким образом, поэтому, узнав о побеге каторжан, цезархи центральных эпархий встрепенулись, взбодрились и рьяно взялись за организацию облавных охот.