Сергей Кусков - Телохранитель ее величества: Страна чудес

— Прощай, Хуан.

Она подошла, обняла и поцеловала. В губы, но совсем не романтично. Затем развернулась и пошла к выходу.

— Марина! Не уходи! — догнал я ее у порога. — Пожалуйста! Не делай ошибки!

Она обернулась. Иронично покачала головой. Затем вновь выдавила: «Прощай!», открыла люк и вышла наружу. Я развернулся и заехал кулаком в стену. Стена задрожала. Но ничего не изменилось.

Гавана встретила меня привычной суетой, гомоном и криками разного рода зазывал, суливших райские кущи всем, кто попробует то-то и то-то или зайдет в магазин того-то и того-то. Туристическая жемчужина жила своей жизнью, ей не было дела ни до чего, кроме нее самой. Я ходил по главной аллее, рассматривал людей, изучал работы художников и ассортимент сувенирных прилавков. Отчего-то здесь я всегда успокаивался, и сегодняшний день не стал исключением.

Особенно долго задерживался возле музыкантов, игравших на любых, даже самых экзотических инструментах самые разные стили и направления, от классики до современности. Вот девочка со скрипкой — классика. Играет хорошо, видать, большое у нее будущее. Вот этника, вьетнамцы (вроде, узкоглазых сложно определять с уверенностью) с какими-то непонятными инструментами, играющие свою дальневосточную музыку. Вот еще кто-то из азиатов, но с Востока Ближнего.

А эти ребята привлекли внимание издалека. Есть на боковой аллее такие специальные места, закутки, где установлены небольшие помосты, на которых либо танцуют разные полупрофессиональные коллективы, либо играют более-менее приличные группы второго или даже третьего «эшелона» эстрады. Но не безграмотные самородки, а кое-что знающие и умеющие. Говорят, все эти точки находятся под контролем местной мафии, очередь на них между коллективами задолго расписана, но где в нашей стране иначе?

Эти ребята представляли собой классическую, в смысле современную группу со стандартным подбором инструментов. Гитара, бас, ударники и акустическая гитара у вокалиста, певшего нечто лирическое душещипательное… На русском языке.

Нет, не марсиане, слава богу. И нет, не латинос, разумеется. Но русскими назвал бы их с натягом — трое представляли собой какие-то восточные народности необъятной земной Макророссии, один, ударник — жителей Дальнего Востока, либо корейцев, либо китайцев. Я подошел ближе, вникая в исполняемый материал. Хорошо играют, стервецы, аж заслушался!

Справедливости ради надо сказать, после встречи с Катариной пришлось немного «подлечиться», и несмотря на общее ощущение адекватности, я все же был в немного измененном состоянии души, что накладывало отпечаток на восприятие. Любая музыка воспринималась острее, захватывала, тянула куда-то. Но сейчас ощущение полета просто зашкалило — я был самим чувством.

Стоял и слушал, ловя настроение. Но минут через двадцать вдруг понял, что что-то не так, чего ребятам не хватает. И еще минут через десять понял, чего именно. У них хорошо получалось высекать слезы, особенно у чувственных сеньорит, но немного собранности, целеустремленности, брутальности их исполнению не помешало бы. Эдакого настроя на борьбу, на победу. Иногда это тоже нужно, не только сопли пускать. И когда ребята закончили, отошли на перерыв — промочить горло, я подошел и на чистом русском обратной стороны планеты поделился своими наблюдениями.

На меня смотрели четыре пары недовольных глаз. Смотрели оценивающе, размышляя, послать или возразить, вступив в дискуссию? Я их понимал — небритый, пьяный, с ядреным запахом перегара, разглагольствую на тему высоких материй, указывая, что у них не так. Я б такого точно послал!

Но я — не они, не послали, решили подискутировать.

— Сам кто такой? — осторожно спросил тот, кого я мысленно держал за старшего, басист с длинными небрежно растрепанными волосами.

— Иван. Можно Ваня. — Я протянул руку.

Басист задумался и медленно пожал ее, градус напряженности спал. Начало хорошее.

— Кто таков? Где играешь?

Я пожал плечами.

— Да нигде. Раньше учился играть, но бросил. Дела поважнее нашлись…

Мои кулаки инстинктивно сжались — вспомнилась старая школа и необходимость вот ими доказывать свое право на что бы то ни было. Какие тут уроки музыки!

— А чего тогда себя спецом мнишь? — усмехнулся вокалист, но не зло, скорее, с иронией.

— А что, если не учился, значит валенок? А если я этот… Киндервуд?

— Вундеркинд? — Ребята заржали. Я все больше и больше им нравился, входил в доверие. Значит, уроки Катюши были не напрасны. И не только ее.

— Ага. Может, я интуитивно чувствую, просто математически выразить сложно? Ну, этими вашими нотами-закорючками. Скажете, не бывает такого?

— Да нет, бывает, конечно! — хмыкнул басист. — Только таким не бросаются, такое доказать надобно, Ваня. Чтоб чепушилой не прослыть и не огрести. Я шучу, но намек ты понял.

В его глазах появилась сталь, которая в свою очередь скрывала интерес. Вот он, апофеоз. Или ко мне отнесутся не просто серьезно, а как к «боевому товарищу», и не важно, что нас ничего не связывает, или прослыву «чепушилой», после чего на этой точке и в их тусовке вообще лучше не появляться. Засмеют.

— Ну, раз ты киндервуд, напой тогда, чего узрел, чего нам там не хватает? — миролюбиво предложил ударник, ставя на процедуре знакомства логическую точку. Надо сказать, он был самым спокойным и миролюбивым в компании вообще — почти не смеялся, но зато и настороженности в его взгляде я не чувствовал. Он вообще все время дружелюбно улыбался, будто улыбка — его марка, знак качества.

Я расслабился и начал напевать ребятам то, что скачал в свое время и «сливал» девчонкам диаспоры в корпусе, налаживая отношения. Старые-старые песни о давно минувших днях и событиях. Как и предполагал, ни одной они не узнали. Одну вроде узнал ударник, сказал, на что-то похоже, но по его глазам я понял, что сходство это шапочное.

— Слышь, а ты спой, а? — предложил вокалист, кивая мне на сцену. — У нас перекур, пожрать хотим. А ты повесели публику, чтоб место не пустовало. Сам понимаешь, оплата почасовая, жалко. А так может, и тебе чего накидают… — перевел он глаза на одиноко возвышающийся перед сценой терминал. — А мы поделимся — не жадные!

Остальные на него шикнули, но он махнул рукой.

— А чего? Если у парня голос есть, и слух — пускай. Если нет — сгоним. Это мы завсегда успеем. Ты как, без обид, ели попросим?

Если попросят я был без обид. Ну, не тот у меня слух и голос, чтобы со сцены петь. Кое-что слышу, чувствую, но это уровень барного караоке, а не сцены, пусть даже и местной, новогаванской. Но предложение польстило.

— Если оригинал есть, давай в прогу загоним, сделаем тебе минус? — улыбнулся басист. — У нас всё с собой!