Игорь Корнилов - Время галактики

Комиссар замолчал. Ждал разрешения продолжать рассказ. Ему лишний раз захотелось услышать Голос.

— Ромб не даст нам раствориться в Печали бытия, — сказал понтифик. Разрешение было получено.

Чер закончил рассказ. Левый судья усмехнулся:

— Когда Лок-Лик очнется, я не хотел бы поменяться с тобой местами.

— Оставьте его, — сказал Голос. — Дидатор спасает Истину.

Судьи замолчали и теперь не дадут о себе знать до конца разговора. А Чер испытал редкое удовольствие, но вместе с тем почувствовал страх. Если дело не удастся, судьи не простят ему сегодняшнего унижения. А Голос не станет заступаться за Чер. Не помешает «вернуться».

За малые солнца этот понтифик поднял Ромб на недосягаемую высоту. На пути Возвращения осталось последнее препятствие — город Учителей. Гневные судьи считают, что церкви нужны знания коммуны, и в этом с ними не поспоришь. Но прямо давить нельзя — старейшины города спрячут, а еще вернее, уничтожат свои тайны. Вот почему так испугались его смелости Верховные носители Ромба. Тем более, у Лок-Лик сильная партия в свите Вождя.

— Где ты прячешь Хранителя Чести? — поинтересовался Голос.

— Мне хватает веры в Ромб, мой Единственный, — ответил Чер. — Зачем мне верить еще себе самому? Откуда знать, куда укатили повозку с оборотнями мои ученики? Они доставят Посторонних прямо на казнь.

— Что ты затеял? — спросил Голос.

— Есть те, кто, отвергая Ромб, не признает это открыто. Я изменю их.

— Зачем Возвращение?

— Это свобода!!! — без паузы заорал Чер. Крик завяз, запутался в плесени стен, ударился об потолок, заполошным эхом покатился под сводами. — Плоть наша якорем испытаний выброшена в скучное бытие, прижата к жестоким ребрам иллюзий и бессмысленной суеты…

— Доказательства, — перебил Голос.

— Чувства! Я слишком сложен с моим ужасом и восторгом, с моей ненавистью и надеждой, чтоб смерть могла меня ограничить! Наитием к великому озарению Возвращения пришли мы однажды!

Чер кричал, а сам сравнивал, угадывал, удивлялся. Как похожи их интонации! Что может быть общего: безвестный Третий ученик и всесильный Водитель?

Конечно, Чер-Чиг отчаянно рисковал. Голос мог приказать ему немедленно «вернуться». Умертвить себя с радостью и восторгом. Так в конце подобного разговора погиб его предшественник — дидатор Гиг-Го г. Но у комиссара Гог не было тайны Чер. Имя места, где спрятан главный враг Ромба — Лок-Лик. Пока Чер не убьет Хранителя — он в безопасности. Потом… будет не важно.

— Скажи главное! — потребовал Голос.

— Оборотни!!! Оборотни живут среди нас!

— Ты очень умен, Чер-Чиг, — похвалил понтифик. — С таким умом, должно быть, трудно долго терпеть муки бытия?

— С верой не трудно, мой Единственный, — не испугался Чер.

Тахионный сигнал— 1000.

Луч-информация. Восточная секторальная база.

Адресация:Морису Раму.

Объективно:Полтора цикла назад не вышли на обязательный контакт двое моих ведущих агентов: резидент-«перевертыш» Вадим Владин (легенда: ридатор, Хранитель Чести, уровень вице-канцлера в иерархии Пала-Пинк-Пала) и участник-«перевертыш» Виктор Кутахов (легенда: дидатор, за участие в многочисленных битвах получил имя «Бессмертный рыцарь»). Сигналов «тревоги» и команд «экстренного внимание» от агентов не поступало. В связи с чрезвычайной обстановкой в Городе Учителей, спасательная операция затруднена. «Перевертыши» выполняли задачу открытого противодействия распространению Ромба и, вероятнее всего, стали жертвами миссионеров этой церкви.

Официально:Категорически настаиваю на немедленном открытии программы «Деятельное участие».

Личное:Морис, опомнись! Культура Соэллы в критическом состоянии. Еще немного, и здесь все себя поубивают. Причины потом! Разрешите вмешаться, не медлите!

Дополнительно:Карты машин, формуляры медицинского контроля, специальные справки и запросы прилагаю.

Корреспондент:Капитан — директор базы «Призрак-4».

Ярослав Ховрат.

Орбита Соэллы.

7-й оборот-цикл.

Январь.

Завернутый в хрящевые салфетки с изображением Ромба, Чер-Чиг стоял на площади Равенства в центре Города Учителей. От волнующейся толпы горожан комиссара отгораживали ряды вытянувшихся стражников. За частоколом остро отточенных ледонопард собрались сотни творцов: мастеровых и ремесленников, ткачей и лудильщиков, каменщиков, плотников, портных. Здесь было много пригнанных в город селян: собирателей, пахарей, промысловиков. В толпе виднелись плащи аристократов, фартуки рукотворцев, колпаки строителей и шарфы забавников.

Такого скопления зрителей площадь Равенства не видела никогда.

С северной стороны, около замка Вождя, на именных постаментах стояли старейшины города.

Стражники нервничали. Их новый командир — длинноволосый отряд-ник, теребил меч, украдкой поглядывая на ворота лотены, за которыми укрывался отряд резерва.

— Я воплотил твои слова, мой Милосердный, — докладывал Чер лучший Первый ученик. — Но силы кудесника Лок неизмеримы. Посторонние оправились, они уже могут говорить.

— Сколько осталось? — прервал Чер. Ученик посмотрел на небо.

— Луча три, мой Милосердный.

— Прикажешь «спасителям-палачам» дать медленное пламя.

Один из городских старейшин услышал слова Чер и подошел к комиссару церкви. Это был Ном-Ним, хранитель Библиотеки.

— Хоть не мучайте, не мучайте их, — попросил старейшина.

— Вам жалко Хранителя Чести? — удивился Чер-Чиг. — Он же вельможа, а в «расторопных школах» вы не признаете наследственных титулов Пала.

— Не может же быть! — закричал старейшина так, что вздрогнули стоящие рядом стражники. — Ты же был моей «уговорною тенью», Чер. Ты был так любопытен! Спорил на лекциях, бегал на семинары, ты голодал, меняя еду на книги! Неужели не понимаешь — Лок гений! Он нес народу участие и знания. Его нельзя убивать! Все проклянут тебя, Чер, а память о Хранителе будет жить вечно.

— Я так надеюсь на эту память, — сказал Чер-Чиг. — Здесь сорок костров и семьдесят восемь осужденных. Почему ты не боишься, Ном? Думаешь, я не найду тебе пары?

— Я жалок, могу только проклинать тебя, Чер, а помешать не смею.

— Ответь мне, добрый Ном-Ним, где вы берете такую уверенность в непогрешимости? Зачем отвергаете чудо? Не оборотни ли заманили вас проклятием ограничений, которое теперь называют наукой? Поверь, старик, мое стремление оставить тебе тропинку Возвращения есть истинное воздание памяти, а не дежурная пропаганда Ромба. Но пропаганда тоже будет. Будет сейчас.

— Ты это имеешь в виду? — старейшина кивнул на костер.