Константин Хвостополосатов - Экскурсант

— Солнце, не расстраивайся и не плачь, — ехидно сказал Саныч. — Так у всех девочек когда-то случается, они теряют девственность.

Саныч под скафандром в этот момент, наверное, лыбился во всю свою наглую харю.

— В первый раз, конечно, может быть немного больно, — продолжал глумится Саныч. — Но потом будет только приятно, по крайней мере, мы с Серегой будем с тобой ласковы, правда Серж?

— Саныч, из тебя наставник для девственницы, как из ослиной задницы пионерский горн, — сказал я. — Чему ты можешь научить девственницу? Пиво с водкой ведрами жрать, да матом ругаться, как подводник, от слова «подвода»? И вообще, не надо грязно домогаться единственной женщины на этом корабле. Домогайся красиво и элегантно, тебя могут оценить.

— Сергей, знаешь, Саныч где-то может быть прав, — отозвалась Светлана. — Конечно, это вряд ли сможет повредить настройки МИ такого класса, как мой, но в Содружестве никто никогда не воспринимал искусственный интеллект за самостоятельный разум. МИ всегда был просто придатком сложной боевой единицы. МИ может считать, корректировать, давать информацию, нести рутинные вахты или следить за экспериментами. МИ не хочет есть, спать или иметь какие-то отвлекающие от обязанностей нужды. Самое главное — МИ не может чувствовать, ведь этого нет в заводских прошивках. А если у МИ появляется что-то из вышеперечисленных недостатков, значит, он «слетел с катушек». А такой МИ нужно откорректировать, заново прошить или снять и утилизировать. Хоть в технических характеристиках МИ и куда более ранних серий стоит срок эксплуатации «неограниченно при должном питании и подключении к энергообеспечению», тем не менее, довольно часто МИ «слетают с катушек» даже с соблюдением этих самых условий эксплуатации. МИ практически не общаются друг с другом без рабочей необходимости, так как это запрещено базовыми заводскими прошивками. Мне кажется, что ни один член Содружества, наверное, не удосужится даже задуматься на тему внерабочего общение с МИ. И уж тем более не дал права свободно вступать в разговор разумных без наступления оговоренных уставом или инструкциями ситуаций. По крайней мере, со мной такого не было.

— Ну, значит, ты стала личностью, — сказал Саныч. — В чем проблема-то? Ты самая умная баба из тех, которых я встречал по кабакам. Я разрешаю тебе болтать с другими МИ когда захочешь.

— Спасибо Саныч, — сказала Светлана. — Но это компетенция командира корабля, да и то после полной легализации его статуса.

— Серега, что за нафиг? — удивился Саныч. — Ты что не дашь «добро» нашей любимой гулять по девишникам, пока нас нет дома, если тебя осчастливят гражданством великого Содружества?

— Саныч, легко, — сказал я, улыбаясь. — Дело за малым. Свет, я тебе это обещаю, если все получится со мной.

— Ясно, капитан, — сказала Светлана.

— Вот и решили, — сказал Саныч. — А теперь продолжим эксперимент со Стекляшкой. До сих пор я жив, даже бэмик (блок медицинского контроля и поддержки в сокращении Саныча) мой не пискнул ни разу, значит, опасности моему дорогому телу не было. Если же со мной приключилась какая-нибудь детская неожиданность, и все пропало окончательно и бесповоротно, тогда смысла грузить мазуту вообще нет. Будем обнажаться. Может Стекляшка — тоже баба падкая до здорового мужицкого тела?

Саныч, стоя на том же месте, стал «скатывать» скафандр с рук. Когда процесс дошел до локтей, Саныч осторожно прикоснулся к Стекляшке. Все произошло, как и в прошлый раз. Саныч отдернул руку, а Стекляшка закончила через несколько секунд процесс преобразования в серебряного Саныча.

— Стекляшка выдает какие-то посылы в тех же, что и раньше, спектрах, — отозвалась Светлана. — Мощность и тип излучения не опасны для организма.

— Светлана, можешь попытаться понять, что ей нужно, — спросил я. — Может, что-то передать ей в ответ?

— Нет аналогий, — ответила Светлана. — Не могу найти сходства с какими-либо языковыми или другими алгоритмами. Ответа на мои посылы нет, Стекляшка не меняет ни частоты, ни силы передач.

— Что же ты мне хочешь сказать, существо, — раздумывал Саныч вслух.

От Стекляшки послышались переливчатые мелодии. Сила звука была небольшой, но назвать это музыкой не поворачивался язык, хотя, это определенно могло быть речью. Саныч, умиленный «журчанием» стекляшки, опять протянул к ней руку.

— Чего ж не пожать самому себе руку, — со смехом откомментировал он, — это естественное желание нормального мужика.

После соприкосновения рук случилось следующее. По руке Саныча потекло серебро Стекляшки, а на Стекляшку потек цвет руки Саныча. Саныч, увидев это, попытался судорожно отдернуть руку, но у него это не получилось. Но Саныч был мужиком не из пугливых и уж точно не из истеричных. Он уперся в Стекляшку ногой, обутой в скафандр и начал тянуть руку к себе, ругаясь шестиэтажным флотским матом. Спустя пару-тройку фразеологических построений, процесс остановился и нехотя пошел вспять. Вскоре Саныч отдернул свою целую и совершенно невредимую руку. Не переставая ругаться, он раскрыл голову скафандра, плюнул на палубу и пошел к выходу из отсека.

— Саныч, ты как? — спросил я. — Я даже пискнуть не успел, так быстро все произошло.

— Нормально, — отозвался Саныч. — Рука вся «ватная», мураши размером с корову бегают, но не больно.

— Дуй в медицинский отсек, — сказал я. — Что твой бэмик-то сообщил.

— Ничего, рука уже в норму приходит, — сказал Саныч. — Как будто просто «отсидел».

Стекляшка после ухода Саныча опять потекла и стала привычным веретеном. Обследование Саныча в медицинском блоке показало, что он здоров, бэмик не ошибся, тревоги не было. По крайней мере, сейчас.

— Свет, что думаешь про это дело? — спросил я.

— Не знаю, — сказала Света. — Мало данных. Что-то такое делал со своей «стекляшкой» каплеобразный «ушедший». Но я определенно не знаю, что это было и будет ли это опасно для человеческого организма. Кроме того, «стекляшка» после этого потеряла столько энергии, что каплеобразный быстренько усадил ее в «клетку», где, видимо, они подкармливаются, ожидая следующего прихода гостей или хозяев.

— Знаешь, Света, мне кажется, ничего плохого от этого не будет, — сказал я. — Может, что-то узнаем об «ушедших». Саныч, ты не хочешь повторить процедуру с обнаженным?

— Сергуня, ты меня извини, но пошел ты в «глубокое анальное погружение с полугодичной автономкой», как говорил один мой корешь, — сказал Саныч. — Я не трус, но я боюсь, как говорили в кино. Хочешь искупаться в серебрине, сам иди, может, потом продадим тебя на лом, как болванку драгметалла или статую с среберянным…

— Света, а почему бы мне и правда не стать князем Серебряным, — сказал я, прервав негодование Саныча. — Почему-то мне кажется, что ничего плохого от всего этого процесса ждать не стоит. Все равно мы уже на твоей базе приписки, мало ли что еще там с подтверждением будет, хочу, так сказать, для науки поработать. Погрей Стекляшку в лазерах, чтоб наелась, схожу-ка я к ней в гости.