Андрей Хуснутдинов - Данайцы

– Какую воду?

– От которой пар.

Ее присутствию духа можно было позавидовать. То, к чему моя мысль пробивалась с таким трудом – а я, признаться, уже не только думал, что у дыры нет дна, но и был готов списать образование пара на соприкосновение теплого воздуха корабля с вакуумом, – Юлия определила практически с первого взгляда, наверняка. Пар – значит, где-то протекает вода и что-то ее нагревает. Не слышно звуков падения – значит, что-то их скрадывает, скорей всего, что-нибудь мягкое.

Спустившись в дыру по тросу, я оказался на мокром тюке. Тюк этот занимал всю площадь отсека, я ходил по нему, как по сжиженному облаку. Под тюком и по углам отсека пузырилась вода.

«Да ведь это спальня», – осенило меня.

На месте тюка должна была находиться наша спальня. В копии корабля на Земле в этой спальне мы прожили целую неделю. Обшитые орехом стены, столики под дуб, имитация окон – я помнил все это слишком хорошо, чтобы сейчас, расхаживая по отвратительному чавкающему тюку, мог подыскать хоть какое-нибудь объяснение столь чудовищной метаморфозе. Помнится, против кровати были даже поставлены напольные часы с маятником, и на мой вопрос, к чему именно часы с маятником? – ведь во время невесомости они будут обязательно останавливаться либо ломаться, – кто-то из ястребов-пердунов ответил, что не та эта техника, чтобы ломаться, что не совсем это часы и что маятник их не совсем маятник, да и, вообще, сказать по совести, сами они не очень-то понимают всю эту «ерундистику».

Для того чтобы добраться до следующего люка, мне понадобилось бы куда-нибудь убрать тюк, но я не видел, как это возможно сделать. Я промок до нитки. На какое-то время я вообще перестал понимать, где нахожусь. С потолка падали холодные капли конденсата, стены были покрыты ржавчиной. Ногами я мог чувствовать неравномерные уплотнения в податливых недрах тюка, как если бы начинка его была переложена чем-то твердым. Густо и влажно пахло плесенью.

Вскарабкавшись обратно в предбанник, я уселся на краю дыры и коротко пересказал Юлии все, что видел внизу. Она молча смотрела на меня, наматывая веревку на пальцы. В мыслях моих по-прежнему царил разброд, и за неимением лучшего, подобно наказанному ребенку, у которого отобрали хорошие игрушки, а оставили старые да поломанные, я всерьез возился с рассуждением о том, что было бы, попытайся я открыть люк штатным порядком, а не возьмись за пилу.

Наконец, отложив веревку, Юлия поднялась в кабину. Оттуда послышались звуки включения и выключения радиостанции – она проверяла связь. Связи не было. Я же, продолжая свое рассуждение , всерьез оценивал возможность обнаружения за проклятым люком не того, что за ним обнаружилось, и не того, посреди чего я находился, а того, чего я ждал тут увидеть. Видимо, природе глупости человеческой в равной степени свойственна как ложная гордость, так и манера приписывать себе авторство дурной действительности. Мое решение воспользоваться пилой как будто сводилось к неверному выбору направления: нужно было идти налево, а я пошел направо, и вся недолга. Еще болея этим мизерным открытием, запинаясь о ступени, я поднялся вслед за Юлией в кабину. Здесь я увидел, что она наряжается в скафандр, однако поначалу ничуть не удивился ее действиям и даже подал ей тяжелый рукав, в который она не могла попасть рукой.

– Постой! – С глаз моих как будто упала завеса, я рванул рукав обратно к себе. – Да ты что делаешь? Ты что?

– Ничего, – ответила Юлия и ждала, пока я отпущу рукав. – Еще немного, и я лопну.

Не понимая, я продолжал держать рукав, и тогда она вытащила его из моей руки:

– Или, может, покажешь, где туалет?

Я и думать забыл, что скафандры оборудовались канализационными коллекторами. Минуту погодя, перебравшись в командный отсек, я последовал примеру Юлии, тоже принялся облачаться в скафандр. Система удобная, что и говорить, и все-таки к этим портативным удобствам я отношусь сдержанно, принцип «все свое ношу с собой», по-моему, тут реализуется слишком буквально. Однако скафандр натолкнул меня на неожиданную мысль: я решил, что добраться под тюком к люку будет возможно в невесомости.

Юлия, сколь ни странно, поддержала меня.

Каково же было наше удивление, когда поначалу компьютер отказался выключать двигатели, а затем отказался передавать управление на ручной привод. Это уже было нечто много похуже тюка. Я набирал соответствующие команды несколько раз, и всякий раз на дисплее появлялось одно и то же сообщение красным: «Некорректная попытка ввода». В режиме диалога машина повела себя не менее загадочно.

Вопрос: «Что значит «некорректная попытка ввода»?

Ответ: «Попытка ввода некорректных данных».

«Как ввести данные корректно?»

«Введите данные, которые не создавали бы конфликта в рабочей программе».

«Как выключить двигатели?»

«Введите команду «остановить двигатели».

«Но эта команда и расценивается как некорректная».

«Введите команду „остановить двигатели“ корректно».

В общем, заколдованный круг. Меня начинало трясти.

Юлия попыталась формулировать вопросы иначе (она даже обращалась к этой железяке на «вы»), однако с теми же результатами. Компьютер не хотел ни слышать, ни слушаться нас. На вопрос: «Почему нет радиосвязи?» – ничтоже сумняшеся этот электронный чинуша отвечал, что радиостанция работает штатно. Различий между понятиями «радиосвязь» и «радиостанция» для него не существовало. Но я уже хотел винить в подобных огрехах не компьютерную программу (разрешающая смысловая способность которой, конечно же, имела свои пределы), а некий умысел. С тем я и полез в узел связи и тщательнейшим образом исследовал его. Ничего я там не нашел и только лишний раз подивился неимоверной, нечеловеческой сложности электронной начинки корабля. Юлия, верно, подумала, что я что-то отыскал, а я просто глядел в геометрические джунгли схем и не мог отвести от них глаз.

В этом полупомраченном состоянии я еще несколько раз возвращался к компьютеру, набирал ничего не значащие команды, затем спускался на тюк и пытался протиснуться между ним и стеной – зачем? Во мне словно бы высвобождалась энергия косного механизма. Не зная еще, как соединить концы с концами посредством рационального рассуждения, я пытался соединить, стащить их простым механическим действием. «Кабина – предбанник», «компьютер – тюк», – я забивал себе в голову эти противоположения, как гвозди, уже, однако, мало рассчитывая на то, что что-то прояснится. Добился я немногого: клавиатура компьютера оказалась загажена грязной водой и на ней стал западать клавиш ввода.

В одиннадцать часов по бортовому времени освещение в кабине переключилось на ночное. Тут я понял, что страшно хочу спать, прямо-таки валюсь с ног. На Юлию убавление света подействовало тем же образом, сказывался жесткий трехлетний режим. Устраиваясь в креслах командного отсека, мы старались не говорить о том, что было сейчас у нас у каждого на уме. Для этого мне пришлось пуститься на страусиную уловку – я закрыл и завинтил люк в предбанник. Юлия прижалась ко мне и быстро уснула. Динамик радиостанции был включен на минимуме громкости, и со временем ровный, потрескивающий шум его стал чудиться мне шумом воды.