Геннадий Прашкевич - Великий Краббен (сборник)

– Я им покажу неа демократию!

В Стамбуле Эдику ужасно понравилась историческая колонна Константина Порфирородного. На ее вершине сиял когда-то бронзовый шар, но на шар Эдик опоздал – еще в тринадцатом веке хищники-крестоносцы перечеканили шар на монеты. Но можно обойтись и без бронзового шара, решил Эдик, колонна хороша сама по себе. Вот только непонятно, сколько карандашей или расписных деревянных ложек потребует за историческую колонну хитрый турок, приставленный для охраны? И как отнесутся земляки Эдика к тому, что на его огороде будет торчать такая знаменитая штука?

Пораскинув мозгами, Эдик, как всякий здравомыслящий человек, остановился на легковом автомобиле. В Афинах, да и в любом другом городе, новенькие легковые автомобили стояли прямо на обочине улицы. Подходи, плати звонкую монету и поезжай. В баки даже бензин залит. Родное село и столица Сибири возгордятся, если их земляк, скромный простой человек, даже не судимый, привезет из-за бугра настоящий легковой автомобиль.

Это сближает.

Отсутствие валюты Эдика не смущало.

Главное – инициатива. В багаже у Пугаева было припрятано пять десятков карандашей 2М томской фабрики «Сибирь», семь деревянных расписных ложек и три плоских флакона с одеколоном «Зимняя сказка» – всё вещи на Ближнем Востоке повышенного спроса.

И пока судно шло и шло сквозь бесконечную изменчивость вод, пока возникали и таяли вдалеке рыжие скалы, пока взлетали над водой удивительные крылатые рыбы и распластывались на лазури бледные глубоководные медузы, Эдик все больше креп в той мысли, что делать ему в родном селе без иностранного автомобиля нечего.

Старинные пушки глядели на Эдика с крепостных стен. В арбалетных проемах мелькали круглые лица шведок и финок. Западные немцы, с кожей вялой и пресной, как прошлогодний гриб, пили смирновку в шнек-барах, но Эдик пьяниц презирал. А с ними заодно презирал суетливых чаек, рыб, медуз. Все глупое и скучное. У природы нет цели, думал он презрительно. У природы есть только причины. А у меня, у крепкого человека Эдуарда Пугаева, имеется цель. И я дотянусь до нее, хоть вылей передо мной еще одно Средиземное море.

Начал Эдик с Афин.

Хозяйка крошечной лавочки с удовольствием отдала за расписную деревянную ложку десяток одноразового пользования газовых зажигалок «Мальборо». Зажигалки Эдик загнал за семь долларов ребятам с полюса холода, чья нога ни разу за все время долгого плавания не ступала на сушу. А доллары ушли на два удивительных бледно-розовых коралловых ожерелья, которые Эдик в тот же день обменял на десять расписных деревянных ложек и на две литровых бутылки водки, захваченные в дорогу стеснительными туристками из Мордовии.

– Семь долларов! – втолковывал Эдику усатый грек. И показывал на толстых пальцах: – Семь! Ни цента меньше! Это настоящая, это морская губка!

– Два! – упирался Эдик.

И показывал на пальцах:

– Два! Карандаша! Томской фабрики!

После упорного торга губка переходила к Эдику.

Еще пять карандашей Эдик удачно отдал за чугунного, осатаневшего от похоти сатира. Эдик не собирался показывать сатира дружкам, хотя подобный соблазн приходил ему в голову. Он помнил, что на одесской таможне каждый чемодан просвечивают и никуда он этого сатира не спрячет, поэтому, улучив удобный момент, отдал сатира за три деревянные ложки и за плоский флакон «Зимней сказки» неопытной девушке из Ярославля.

Дела шли так удачно, что Эдик сам немножко осатанел.

Проходя мимо торговца цветами, он вдруг без всякого на то повода нацепил ему на грудь значок с изображением пузатого Вини-Пуха. Приятно было смотреть на улыбающегося грека, но, пройдя пять шагов, Эдик одумался, вернулся и изъял из цветочной корзины самую крупную, самую яркую розу.

Грек не возражал. Греку было приятно.

А Эдик за розу получил от девушек еще одну бутылку водки.

На знаменитых писателей Эдик посматривал свысока. Книги пишут? Ну, а чего? Бывает. Это иностранный автомобиль нельзя оставить без внимания. На нем можно поехать в областной центр и выгодно продать на рынке ранние овощи. Так что не стоит хвастаться книгами. Не книги делают мир, а деньги. Новгородец, например, говорил Эдику, что театр Дионисия в Афинах археологи вообще отыскали только после того, как случайно нашли в земле металлическую монету с древним планом города.

Параллельно основным накоплениям (русская водка, белое египетское золото, американские доллары) Эдик приобретал и пустячки. Например, приобрел мужскую шотландскую юбку кильт – для тещи (она – свой мужик) и цветные трусы-багамы для тестя (пусть пугает мужиков в деревенской бане). Стало привычным делом вешать на плечо Ильи Коврова (новосибирского) тяжелую кожаную сумку с товаром. Двинулись туристы по трапу в чужую страну, сулящую новые приобретения, не теряйся, извинись, тебя не убудет, смело вешай сумку на плечо писателя: я, мол, сигареты забыл или там платок-носовик, – и понаблюдай со стороны, убедись в полной безопасности. Илюху ни одна таможня не тронет, он знаменитость! А если обнаружат в сумке, висящей на плече знаменитого писателя, русскую водку, то он-то, Эдик Пугаев, при чем? «Сумка моя, точно, а вот водка писательская. Пьет, козел».

Не мир, а торговая палата.

Дурел Эдик только от исторических мест.

Вот, скажем, Микены. Ну, чего там смотреть? Слева горы, справа горы. Ни речки, ни озера, ни магазина. Трава выгорела, оливы кривые, в дуплах. Уроды, а не деревья. Понятно, почему древние греки беспрерывно лакали вино и воевали. Весь город – каменные ворота, украшенные львами, да выгребная яма. Не хочешь, да соберешь ватажку – вставить Трое.

Короче, скука. Эдик бы в таком месте жить не стал.

Он прекрасно знал, что ему другое предназначено. Мектуб, – как сказал бы Илья (новосибирский). Эдик терпеливо ждал второго захода в Стамбул. Капалы Чаршы ему снился. Снился ему этот шумный рынок. И, конечно, снился красивый иностранный автомобиль!

На этом рукопись новосибирца обрывалась.

– Дальше-то что? Дорвался Эдик до иностранного автомобиля?

– Пока не знаю, – пожимал плечами Илья.

– Но ты же таскал на плече его сумку.

– Таскал, не скрою. Но финал книги пока неясен. Мне многое в моей книге пока неясно. Так всегда. Хочется писать о добре, а пишешь о всяких гадостях. Я практически ничего еще не написал о действительно великих людях, зато вон сколько извел бумаги на эдиков. Я издеваюсь над ними, высмеиваю их поступки, но чем удачнее мой текст, тем увереннее они входят в Будущее. Понимаешь? Не удивлюсь, если эдики будут расхаживать по Будущему, как расхаживали по Родосу и Стамбулу. Можно сказать, это они на мне въезжают в Будущее. Мои книги, как фотонные ракеты, доставляют их в Будущее. Я смеюсь над ними и этим делаю их бессмертными. Ты, кстати, замечал? Лучшие книги лучших писателей часто посвящены мерзавцам. Эдики, они как грибок. Из-за них следует запретить искусство!