Геннадий Прашкевич - Великий Краббен (сборник)

Но зачем асимметрия, несколько портящая массивную фигуру? – присмотрелся я. Зачем легкий, почти не бросающийся в глаза перебор всего того, что нормальным людям дается в меру? Зачем нос, удлиненный больше, чем надо? Зачем рука, поднятая чуть выше, чем следует? Зачем так ярко вспыхивают в прозрачном, сияющем, пузырящемся от свежести вечернем воздухе все новые и новые слова?

Это же ключ! – понял я.

Имя героя не пишут со строчной буквы.

Имя героя, как правило, заслуживает заглавной.

Значит, что-то тут не так. Значит, я чего-то не понимаю. Иначе Илья (новосибирский) не веселился бы так откровенно, искренне и свирепо. И не пылали бы в небе торжествующе слова:

Ликующая толпа замерла.

Теперь она сжалась в единое трепещущее тело.

Теперь я чувствовал свою полную слитность с толпой. Теперь я был одним из многих. И радость, только радость несли всем слова, взорвавшиеся в прозрачном воздухе:

Толпа взревела:

– Галлинаго! Он снова с нами!

Да, Эдик Пугаев прорвался в Будущее, перевел я дыхание, но этого можно не бояться. Да, Эдику Пугаеву воздвигли монумент, но вовсе не из восхищения перед совершенными им делами. «Это памятник литературному герою, – шепнул я уже догадавшемуся Илье. – Возможно даже, это твоя работа». – «Не забывай новгородца, – так же шепотом ответил Илья. – Он тоже пишет об Эдике».

И вдруг крикнул:

– Где он?

– В НИИ, разумеется.

– Да нет, я об этом корейце с книгой.

Как нарочно, из толпы, пританцовывая в такт льющейся с неба музыке, опять вынырнул веселый кореец. Теперь на его сильном локте сидела девочка с пышным бантом в волосах. Они смеялись.

– Галлинаго! – крикнул Илья.

– Он опять с нами! – торжествовал кореец.

– Мы утерли эдику нос!

– Галинаго!

Илья, смеясь, потянул книгу из руки корейца.

«Илья…» Но мой друг меня не услышал. Он буквально вырвал книгу из руки оторопевшего корейца и бросился бежать по аллее, смешно перебирая тонкими ногами. Наверное, со стороны это выглядело смешно, но мне было не до смеха. Только что я был счастливым среди счастливых, только что я радовался вместе со всеми, и вдруг…

А Илья бежал.

Он не хотел меня слышать.

Он бежал по мелким лужам. Он разбрызгивал веселую воду, приводя в радостное недоумение веселых людей, спешащих навстречу – на праздник возвращенного куличка. И догнал я писателя только шагах в десяти от кустов, за которыми мы спрятали пузатую капсулу MB. Сейчас он сделает эти последние десять шагов, понял я, и неизвестная книга, объект из Будущего, артефакт совершенно невозможный и неприемлемый, окажется в нашем времени!

– Брось книгу!

– Но почему?

– Она принадлежит не тебе.

– А кому? – пыхтел Илья, изворачиваясь.

– Твоим внукам!

– А кому мои внуки обязаны своим сегодняшним днем?

Стены капсулы бледнели, истончаясь (мы боролись уже внутри). Зеленая тошнотворная дымка перехода затягивала прекрасное вечернее небо нашего Будущего. Все глуше и глуше становился рев торжествующей толпы. Я все же вырвал книгу (в кулаке у Ильи остался обрывок суперобложки) и вышвырнул ее из капсулы.

Специальная Комиссия собралась в моем кабинете.

– К сожалению, – покачал головой Председатель, – мы вынуждены констатировать вовсе не радующий факт. В наших руках оказался предмет, не имеющий отношения к конкретно текущему времени. Это обрывок суперобложки. Из достаточно отдаленного Будущего. Прочное искусственное волокно. С одной стороны явственно различима подпись, нанесенная на волокно графитным стержнем – Чо Ен Хо. Возможно, это подпись последнего владельца книги. На другой стороне обрывка суперобложки – портрет. К сожалению, неполный. Видна часть облысевшей или выбритой наголо головы. Скорее всего, это был портрет автора. Сохранились и три строки текста.

Он негромко, даже как бы нехотя процитировал:

– «…и теперь эдик стоит над миром, как вечное не прости , завещанное нам классиком XX века, прозаиком и эссеистом Ильёй Ковровым…»

И моргнул изумленно:

– Одно, кажется, можно утверждать с достаточной вероятностью. Эта книга написана одним из наших друзей.

И замолчал. Осознал проблему.

– А соавторство? – спросил кто-то.

– На обрывке указано одно имя, – ответил я за Председателя. – К тому же наши друзья никогда не работали вместе. Текст книги оказался бы слишком противоречивым, возьмись они за такое. Если бы первую главу написал Илья Ковров (новосибирский), могу утверждать, что Эдик выменял бы за пару матрешек самый большой минарет стамбульской мечети Ени Валиде, известной под именем мечети Султанши-матери. Если бы вторую главу написал Илья Ковров (новгородский), Эдик, несомненно, раскаялся бы в содеянном. Если бы третью главу написал наш сибирский друг, Эдик Пугаев в грозном приступе рецидива получил бы в свои руки знаменитый фестский диск, чтобы тут же обменять его на подержанный иностранный автомобиль. И так далее. Понимаете?

Члены Комиссии дружно кивнули.

– Значит, – закончил я, – книга написана Ильей Ковровым. Одним . Без соавтора. Но каким Ковровым? Этого мы не знаем.

Что ж, этого действительно никто не знает.

Даже Ковровы, хотя они уже работают над такой книгой.

И я официально уполномочен сообщить, что слухи об отходе известных писателей от практической деятельности весьма и весьма преувеличены. Оба они живы, оба здоровы. Оба полны творческих планов и шлют участникам форума наилучшие пожелания. Что же касается их новых произведений, то работа над ними действительно не прерывается. Мы не знаем, когда писатели закончат свою книгу, мы не знаем, когда эта книга будет опубликована, но знаем то, что она в любом случае будет написана и опубликована!

Каждое утро я слышу в кабинете Ильи Коврова (новосибирского) шаги.

Он ходит от стены до стены, наговаривая вслух фразы будущей книги. Иногда заходит ко мне. Пьет горячий кофе. Говорит ревниво: «Я видел вчера новые фотографии. В «Литературном курьере». Наш новгородский друг начинает лысеть. Если дело и дальше так пойдет, побрею голову».

Я киваю.

Я помню.

Будущее на пороге.

Обрывок суперобложки… Лысая голова…

Конечно, время ничего и никого не щадит. Но мы не вправе торопить друг друга. Тем более людей, обреченных на всемирную славу. А люди, обреченные на такую славу в Будущем, вообще теряют право на спешку.