Борис Долинго - Точка-джи-эл

Итон погиб почти сразу – он бежал последним, вместе с оставшимися киборгами, и в прыгающих перед глазами данных на мониторе сержанта отразилось сообщение, что в него попал снаряд из танкового индуктора. Тут же упал Рикас, защита его брони сразу потеряла шестьдесят один процент. Система жизнеобеспечения впрыснула обезболивающее, лоран вскочил, но под ногами у него разорвалась ракета, пущенная с челнока, и костюм не выдержал – тело разнесло в клочья. Вместе с Итоном и Рикасом снарядами из танкового индуктора достало трёх киборгов и лорана Кушиа.

Солдаты бросились на землю, укрываясь, кто где. Два штурмовика не могли эффективно прикрывать остатки взвода и от суетящихся в небе челноков, и от огня надвигающегося десанта, да ещё и держать собственную защиту. А до спасительного корабля оставалось метров сто, и из-за скал могли вот-вот показаться другие танки.

– Все вперёд! – заорал сержант, вскакивая. – Последний бросок, ребята, живо!

Вз-з-з-з-и-и! – ударила вплотную индукторная серия с челнока…

Ноу успел увидеть, как разнесло в клочья Шмакова, и тут его самого швырнуло, переворачивая, на камни.

Дикая судорога резанула, непроизвольно заставляя тело изогнуться, но почти сразу сработала система обезболивания и антишока. Но перед глазами плыли круги и предательская пелена.

Если сержант и потерял сознание, то только на мгновение. К несчастью, печально знакомые сжатия внизу костюма и справа сбоку сообщили о том, что оторвало обе ноги и руку – да и монитор на схематичной картинке в правом нижнем краю поля обзора костюма чётко показал именно это.

Кто-то подхватил сержанта на руки, и потащил, спотыкаясь. Ускользающим сознанием Ноу выхватил на фоне блёклого неба лицо Ушастика за стеклом шлема. Машинально отметил: у парнишки ещё сорок два процента защиты, повезло, может, успеет в штурмовик.

– Миронов, – пробулькал он красными пузырями, лопающимися на губах, – отставить! Приказываю забрать бронеранец с документами… передать генералу. Выполняй!

– Что вы, батя, – надсадно дыша, прохрипел мальчишка, – я вас не брошу. Вместе доставим… Вместе!

«Батя? – удивился сержант. – Что за «батя»?

Кажется, Ноу когда-то слышал такое слово, но почему боец не по уставу обращается?!

– Приказываю… документы… – снова повторил сержант, но язык перестал слушаться, а глаза – видеть.

После подъёма, умывания, физических упражнений и завтрака, капитана Ноу возили на процедуры. Некоторые очень болезненные, но чего не вытерпишь, чтобы из жалкого калеки, который и выжить-то никак не должен был, стать здоровым полноценным мужиком?

Он посмотрел на правую руку. Ниже локтя она была нормальной формы, но пока много меньше, чем оставшаяся неповреждённой левая. Да и кожа на регенерируемой части – нежно-розовая, как у младенца – выдавала.

Но рукой Ноу уже мог работать – на клавиатуре, по крайней мере. А ещё десяток-два процедур – и будет, как обычно. Вот с ногами хуже: месяца полтора придётся пользоваться гравиколяской.

Вернувшись в палату, Ноу слез с «летающих костылей» и устроился на кровати. Достав письмо – сейчас в моду вновь вошли официальные документы, исполненные на бумаге, как тысячу лет назад, – в который раз перечитал послание юрист-агента.

«…сообщаю, что как герою специальной операции командования Вам полагается пожизненная пенсия в размере восьмисот тысяч кредитов в год, и право выбора земельного участка площадью, оговорённой в статье 17, пункт а.23 Кодекса Героев Содружества, на любой жилой планете такового…»

Капитан прикрыл глаза. У него впереди немало лет жизни – можно жениться, завести семью. Ферма, поля, млеющие под закатным солнцем, и сын, подносящий стаканчик чего-нибудь холодненького на террасе дома. Его собственного дома…

Дети…

А они ведь у него были. И их было немало: Ноу много лет готовил солдат для армии. Они разлетались по Галактике кто куда, и почти ни с кем он более не встречался. Но почти всех помнил, и все они, или, по крайней мере, большинство, живы. И только последние, как всегда, самые лучшие, остались там, на паршивой планете с кудахтающим названием. Все, кроме одного…

Какая ферма, какие поля! Что он, фермер, что ли? Что он понимает в сельском хозяйстве, прости господи? У него есть дело, где можно быть полезным молодым и не слишком, парням, приходящим из разных миров, служить великой миссии Человека во Вселенной. Вот это и надо делать!

Невесело усмехнувшись, Ноу мотнул головой, отчего не совсем восстановленные шейные позвонки отозвались ноющим зудом в затылке и висках, достал из тумбочки модуль коммуникатора и развернул перед собой рабочую панель.

Возможно, со стороны забавно смотреть, как к возникшим в воздухе клавишам протянулись пальцы двух разных рук, принадлежащих одному человеку – одной большой и сильной, а второй маленькой, словно у ребёнка.

Ноу вздохнул, поморгал, отгоняя противное жжение в уголках глаз у переносицы, и набрал первую строчку письма:

«Здравствуй, сынок!» – написал он. – Как ты там?..»

– Валя, мне не нравится твоё эмоциональное состояние, – сказал инструктор, заглядывая в электронный журнальчик.

Валентина пожала плечами: состояние не нравилось ей самой. То ли меланхолия, то ли какое-то разочарование накатило, и давно.

Вот и на Земле было скучно, серо, беспросветно, казалось, что после отъезда оттуда начнётся новая жизнь, и на первых порах такая жизнь вроде и началась. Но спустя полгода всё вошло в рутинную колею, дни потянулись за днями: столовая, утилизация грязной посуды, формирование новой в требуемом количестве, настройка автоматов для приготовления пищи – и всё! Здесь жилось куда комфортнее, чем в далёком покинутом доме, изумительно красиво – по крайней мере, под куполом, – но после того, как она обвыклась, стало так же скучно, и особого смысла в жизни не виделось.

– Может, место работы сменить? – бесцветным голосом спросила Валентина.

Инструктор Пётр заглянул в «поминальник» и покивал:

– Это не проблема, ты же знаешь. Подумай, чего тебе хочется, выбери – и можно начать специализацию. Когда ты прилетела сюда, ты не знала, на что решиться, выбрала работу в столовой. Я, если откровенно, сомневался, что это твоё место, хотя, разумеется, работа очень нужная. Как и всякая другая…

Валентина грустно улыбнулась:

– Насколько я могу понять, это так говорится. Я ведь вижу, что орхане могли бы легко автоматизировать этот процесс.

Инструктор тоже улыбнулся, сложил ладони домиком и покачал в воздухе.

– Зря ты говоришь: «орхане могли бы». Привыкай говорить, и, главное, думать так: « мы могли бы », Или хотя бы: « можно было бы », что-нибудь в этом роде. Запомни: мы все – идентичные, мы – одна раса. Сами орхане всячески стараются, чтобы люди с других планет не чувствовали себя «вторым сортом».