Юрий Безелянский - Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий

В 1976 году, спустя три года (трехгодичный перерыв был обязателен для поездок на Запад), состоялось путешествие по Швеции и Дании.

Так писал когда-то Илья Эренбург. Прошли годы. Благополучно – неблагополучно, а на наш поверхностный туристский взгляд все в Дании и Швеции было ухожено, умиротворенно и богато.

«Дания, – описывал ее Михаил Кольцов, – зеленая плоскость биллиардного стола. Сырые луга, дымчато-фарфоровое небо, кирпичные стройки…»

А воздух! – добавляю я. Какой божественно свежий и мягко ласкающий воздух в Копенгагене! Я вспоминаю о нем в Москве в январскую круговерть, в но

ябрьскую слякоть, в мартовский пронизывающий до костей ветер.

А еще вспоминаю памятник моему любимомуо философу Сёрену Кьеркегору. Из записей 1976 года:

«Мы выходим из автобуса и оставляем позади себя городской шум, финансовые волнения и любовные тревоги. Здесь, в саду королевской библиотеки, среди ив и берез, у тусклого озерного зеркала, обрамленного цветами, спряталось царство тишины и покоя. Увенчанный ниспадающими ветками, в задумчивости сидит Кьеркегор. На коленях у «датского Сократа» рукопись, рука сжимает перо, кажется, еще мгновение – и потекут слова о смысле и назначении человеческого бытия.

Кьеркегор не очень высоко ценил его. Он подчеркивал бессилие человека, пытающегося бежать от мучительной для него вечности и от самого себя в убожество повседневной жизни и мечущегося перед альтернативой: «…вам представляется только два выхода, вы должны решиться или на то, или на другое, но, откровенно говоря, сделаете ли вы то или, другое, вы одинаково раскаетесь…»

«Величие, познание, слава, дружба, наслаждение и добро – все это лишь ветер и дым, а вернее говоря, все это ничто», – приводит Кьеркегор стих Пеллисона в качестве эпиграфа к своему знаменитому произведению «Или – или».

Сёрен Кьеркегор, этот «магистр иронии», как он себя называл, явился в мир предтечей экзистенциализма. За ним последовали Хайдеггер, Ясперс, Сартр…

От Кьеркегора, который был мятежником духа и тревожил души датчан апокалипсическими откровениями, мы идем- к Торвальдсену, который успокаивал и ласкал. Великий скульптор Торвальдсен -¦ ученик греков. Его искусство – это ясность, красота и спокойствие. Более ста лет назад Григорович писал, что, “гуляя по Копенгагену, вы во всем чувствуете присутствие Торвальдсена”».

Примечательным было посещение в Дании Эльси- нора. Замок «Кронборг кастл» по-настоящему мрачен. Он действительно давит на психику, кажется, вот-вот выглянет тень отца Гамлета либо других убитых, заму-

ченных или отравленных персон королевского двора. Зимой, как говорит гид, здесь бьется о темные своды замка и жутко, по-звериному, завывает ветер. Как там в «Гамлете»?

(перевод Бориса Пастернака)

В застойные социалистические времена мне посчастливилось побывать и в других странах: в Чехословакии (1981 год), в Греции, на Кипре и в Египте (1983), в Италии (1989). Каждая из поездок была тщательнейшим образом описана, лирический отчет напечатан на верном «Консуле», переплетен и убран в дальний ящик стола.

Цитировать прежние записи можно до бесконечности. Вот первый обед в ботеле «Альбатрос», в гостини- це-поплавке на берегу Влтавы. Гид расхаживал вдоль столов и зачитывал скрипучим голосом постановление чешского правительства о том, что нельзя вывозить из страны: текстиль, хрусталь и т. д. Список был огромный, и по мере чтения у наших туристов пропадал аппетит.

– А что можно? – спросил кто-то нервно.

– Не знаю, – ответил гид, насмешливо улыбаясь – может быть, в память о 1968 годе. Далее он сообщил, что будет всех собирать по свистку, и пообещал, что организует для нас что-то «помимо программы».

Кстати говоря, «помимо» было много интересного. И вообще Прага – замечательный город, «улыбка солнца сквозь летний дождь», как выразился поэт Павел Койш. А Карлов мост! А Злата улочка! А другие города в Чехословакии! Чески-Крумлов, Брно, Братислава…

В ключе коротких восклицаний можно вспоминать и поездку в Грецию: о Афины, о Парфенон, о Микены, о мыс Сунион в южной части Атгики!..

Немного автоцитирования: «Когда-то тут, на мысе

Сунион, была крепость, а сейчас живописные развалины храма Посейдона. Могучи боги моря, велика их власть, но господствует над всеми великий брат Зевса Посейдон – так говорится в мифе.

Место, конечно, роскошное: выдвинутый в море мыс, и на нем возвышаются колонны красивейшего некогда храма. Легко даже вообразить, как он был величествен, как восторгались им люди, как била ключом жизнь, ныне сошедшая на нет. Не об этом ли писал Константин Батюшков:

Ныне, конечно, никакой Алкион не стонет, а прыгают с камня на камень туристы, рассматривают оставленный на колонне автограф лорда Байрона, фотографируются, галдят… При уходе с мыса всех собирает руководительница группы и изрекает: «Тут никто не подслушивает, и поэтому можно говорить. Я обеспокоена вами: начался активно «ченч», и кто-то хочет с кем-то встречаться в городе. Этого делать нельзя…» Словом, бдительность, чекизм и беликовщина: как бы чего не вышло…

Над храмом Посейдона возникла тень железного Феликса…»

Да, так было. Ничего не придумано. Но «ченч» в условиях туристского дефицита денег, несмотря на запреты, процветал. Удивительный обмен произошел со мной на плато Гиза у великих египетских пирамид. Неожиданно ко мне подлетел араб с торбой и буквально сорвал с головы мою лыжную шапочку (стоял декабрь, и было несколько прохладно). Я обомлел. Коробейник убрал мою шапочку с помпоном в свою сумку и протянул мне взамен пять глянцевитых открыток с изображением пирамид. Я продолжал недоумевать, что все это значит, тогда торговец протянул мне еще две открытки и сказал: «Бери Нефертити». Всучил открыт-

ку, оставив меня с открытым ртом, с Нефертити и еще с шестью рекламными открытками, но без любимой шапочки. Вот это был «ченч»!

Слово «бери» было произнесено по-русски. Сноровистые торговцы быстро овладели русским языком, и когда одна женщина из нашей группы сунулась к верблюду с куском хлеба, погонщик наставительно заметил: «Верблюд не хочет булочка, верблюд хочет чико- лат». С этого момента я, как большой любитель шоколада, стал смотреть на верблюдов как на своих опасных конкурентов.