Генри Каттнер - Долина Пламени (Сборник)

Доктор Мун, член Совета, сидел у южного входа и ел яблоко, тщательно очищая его от кожуры своим ножом с серебряной рукояткой. Мун был толстым, бесформенным коротышкой; у него сохранилось немного волос, но телепатом он не был: у лысок волос не было совсем. Проглотив кусок яблока, он помахал Буркхальтеру.

— Эд._ — Мун рыгнул. — Надо поговорить.

— Конечно, — ответил Буркхальтер, с готовностью остановившись и повернувшись на каблуках. Укоренившаяся привычка заставила его сесть рядом с членом Совета: лыски, по понятным причинам, никогда не стояли, если нетелепаты сидели. Глаза их встретились.

— В чем дело? — спросил Буркхальтер.

— В магазин вчера привезли яблоки с Шасты. Посоветуй Этель взять их, пока не распродали. Вот. — Мун смотрел, как его собеседник съел ломтик, и кивнул.

— Отлично. Я скажу ей, чтоб купила. Правда, наш вертолет сегодня на приколе: Этель нажала не ту кнопку.

— Да, надежное оборудование, — раздраженно прокомментировал Мун. — На днях должно появиться несколько прекрасных моделей с Гурона; а я собираюсь взять себе новую с Мичигана… Слушай, мне утром звонили из Пуэбло по поводу книги Куэйла.

— Олдфилд?

— Он самый, — кивнул Мун. — Спрашивает, не мог бы ты прислать хоть несколько глав.

— Не думаю. — Буркхальтер покачал головой. — Там в самом начале есть место, которое просто необходимо прояснить, а Куэйл… — Он замялся.

— Что?

Буркхальтер подумал об эдиповом комплексе, обнаруженном им в сознании Куэйла, он не мог вмешаться, хотя понимал, что именно это мешало Куэйлу оценить Дария с холодной логикой.

— У него там много неясного. Я не могу это пропустить: вчера я дал прочесть это место трем читателям, и все они отреагировали по-разному. Пока что «Психоистория» для каждого означает свое. Критики разорвут нас, если мы выпустим книгу в таком виде Не мог бы ты еще маленько поводить Олдфилда за нос?

— Попытаюсь, — ответил Мун неуверенно. — У меня есть одна новелла, с которой я мог бы поторопиться. Очень легкая и совершенно безвредная эротика. К тому же семантически одобренная. Мы придерживали ее для художника, но я могу привлечь Дьюмена. Да, так и сделаю. Отправлю рукопись в Пуэбло, а иллюстрации он сделает позже… Веселая у нас жизнь, Эд.

— Иногда даже слишком веселая, — сказал Буркхальтер. Он встал, кивнул Муну и отправился искать Куэйла, который принимал солнечные ванны в одном из соляриев.

Худой, высокий человек с беспокойным лицом и растерянным видом черепахи, оказавшейся без панциря, лежал на пластиковой кушетке, поджариваясь в прямых лучах солнечного света, падающих сверху, в то время как отраженные лучи освещали его снизу, сквозь прозрачное кварцевое стекло. Буркхальтер скинул рубашку и опустился в кресло рядом с Куэйлом. Писатель взглянул на его безволосую грудь, и в его мыслях возникло полуосознанное отвращение: «Лыска… никакого уединения» какое его дело… фальшивые брови и ресницы; все-таки он…» Дальше следовала гадость.

Буркхальтер дипломатично промолчал, нажал кнопку, и на экране перед ними возникла страница из «Психоистории», увеличенная, чтобы легко было читать. Куэйл просмотрел лист, на котором сохранились закодированные заметки, сделанные читателями и определенные Буркхальтером как различные реакции на объяснения, должные быть, по его мнению, совершенно недвусмысленными. Если у трех читателей возникает столь различное понимание одного и того же абзаца, то что же хотел сказать Куэйл? Он осторожно заглянул в его мысли, ощущая бессмысленные барьеры, воздвигнутые против этого проникновения: песочные насыпи, которые его внутреннее испытующее око миновало подобно легкому ветерку. Ни один обычный человек не мог защитить свое сознание от лыски. Но сами лыски могли охранять свой разум от проникновения в него других телепатов, — взрослые лыски. Существовала психическая селекторная полоса..

Вот они, мысли Куэйла, правда, несколько путаные. Дарий — для него не просто слово, и не изображение; это, по сути дела, его вторая жизнь. Но отрывочная, фрагментарная. Отдельные запахи, и звуки, и воспоминания, и эмоциональные реакции. Восхищение и ненависть. Жгучее бессилие. Запах сосен, черный смерч, проносящийся по карте Европы и Азии. Запах сосен становится сильнее — и страшное чувство унижения, и воспоминание о боли… глаза… Убирайся!

Буркхальтер отложил диктофон и откинулся, глядя на Куэйла сквозь нацепленные черные очки.

— Я покинул ваш мозг, как только вы этого захотели, — сказал он. — Я по-прежнему вне его.

Куэйл лежал, тяжело дыша.

— Благодарю, — сказал он. — Извините. Почему вы не говорите о дуэли..

— Я не хочу драться с вами на дуэли, — ответил Буркхальтер. — За всю мою жизнь мой кинжал ни разу не был обагрен кровью. Кроме того, я хорошо понимаю вас. Поймите и вы, — это моя работа, мистер Куэйл, и я просто узнал некоторые вещи, о которых уже забыл.

— Я полагаю, дело во вторжении как таковом. Говорю себе, что это не имеет значения, но мои личные мысли — это для меня слишком важно.

— Мы можем продолжать работу, пробуя подойти с другой стороны, — терпеливо сказал Буркхальтер, — пока не найдем путь, который окажется не слишком личным. Предположим, например, я спрошу вас, восхищаетесь ли вы Дарием.

Восхищение… запах сосен..

— Я не прослушиваю, — быстро сказал Буркхальтер. — Порядок?

— Спасибо, — пробурчал Куэйл. Он лег на бок, повернувшись спиной к собеседнику.

— Глупо, — произнес он через минуту. — Глупо отворачиваться, я имею в виду. Вам же не надо видеть моего лица, чтобы знать мои мысли.

— Вы должны пригласить меня, прежде чем я войду, — ответил Буркхальтер.

— Мне кажется, я верю этому. Однако я встречал лысок, которые были… которые мне не нравились.

— Да, безусловно, таких тоже много. Я знаю этот тип. Те, что не носят париков.

— Они любят читать мысли и приводить человека в смущение просто для забавы, — сказал Куэйл. — Их надо… учить лучше.

Буркхальтер, моргая, взглянул на солнце.

— Что ж, мистер Куэйл, дело вот в чем. У лыски тоже есть свои проблемы. Он должен приспособиться к миру, где далеко не все являются телепатами, и я полагаю, очень многие лыски чувствуют, что их особые способности вроде как пропадают втуне. Существуют работы, которые годятся для такого человека, как я…

«Человека!» — уловил он отрывочную мысль Куэйла, но никак не прореагировал, сохраняя на лице привычную уже для него подвижную маску.

— Семантика, — продолжал он, — всегда была проблемой, даже в тех странах, где все говорят на одном языке. Квалифицированный лыска — отличный переводчик. И хотя в сыскной полиции нет лысок, они часто сотрудничают с ней. Это почти то же, что быть автоматом, который может выполнять лишь определенные операции.