Денис Ватутин - Легенда сумасшедшего

Я почувствовал живое тепло и пульс ее тела, ее запах, и… меня ощутимо тряхнуло электрическим разрядом вольт в тысячу! Вспомнились какие-то полустертые образы жизни иной, той, что когда-то была на Земле, какие-то концерты, друзья, девушки… Я с моей бывшей, тогда еще будущей, женой так же, полуобнявшись, стоим и смотрим, как наши друзья выступают на сцене… Как это далеко и непонятно… зачем это было? Нет, совсем не так мы полуобнимались: сейчас мои чувства — словно оголенные провода. А тогда это был другой Дэн, черно-белый какой-то, на поцарапанном целлулоиде, с какими-то идиотскими убыстренными движениями, как кукла. Мы учились в университете, я рисовал и мечтал создать необычный шедевр… Не верится… Может, потому что это было давно и на другой планете? Будто вспомнил какой-то виденный мельком фильм? А ведь он про меня, и хроникальный… да… Как можно верить тому, что с тобой происходит, если это оставляет такие эфемерные следы? И как легко сейчас представить, что происходящее вокруг — тоже съемки такого же фильма. Прекрасная девушка, которая мне нравится все больше и больше, какие-то дикие и добрые папуасы со своими танцами, какие-то разведки, убийство, тайны… Разве это не абсурд? Все, что сейчас происходит со мной? Опять какое-то кино, только дешевое и голливудское… Но актеры здесь работают без дублей и в режиме реалити-шоу. Настоящая лишь она, Ирина. И я благодарен ей за это…

— Мне нравится такая музыка, — вдруг сказала Ирина, повернув голову. — Напоминает что-то такое… из воспоминаний про Землю.

Я вздрогнул: она чувствует мои мысли! И это уже не в первый раз, когда я замечаю с ее стороны подобное.

— Удивительно, — ответил я, — но только что думал о том же.

— Значит, мы с вами похоже думаем, — сказала она, глядя мне в глаза.

— А может, просто у вас такое же свойство, как и у меня? — спросил я. — Сверхэмпатия?

— Я не знаю, — ответила она, — не задумывалась о каких-то необычных своих способностях.

Музыка продолжалась: играли уже что-то собственного сочинения, потому что даже сленг и акцент рифмовались в тексте.

Кое-кто из наших отдыхающих слушал концерт (то есть Аюми, Крис и Лайла), кое-кто (то есть Аурелиано) бродил по поселку, а кто-то вовсю болтал с местными (это Дронова и Азиз). Мне было уже не до них: что я им, папа, что ли? Вроде бы, несмотря на «бухло», все вели себя «в рамках». Ирина тоже, казалось, забыла о своих подопечных и смотрела, как изгибаются и размахивают руками марсианские аборигены на сцене. Потом люди стали танцевать. И туристы тоже втянулись.

Ко мне подошел слегка нетрезвый Йорген и хлопнул меня по плечу. Ирина вздрогнула.

— Прикинь, Странный, — заорал он, перекрывая музыку, — я их почти всех положил!

— Молодец, Йорген, — ответил я, — но постарайся не борзеть особенно: мы же в гостях все-таки.

— Да ну их в задницу, этих чучмеков, — весело орал Йорген, и мне показалось, что на нас оборачиваются. И я слегка пнул Йоргена ногой.

— А музон у них вообще приличный, вокалист только слегка лажает, а так прикольно, — примирительно добавил он.

Ирина немного поморщилась и кинула короткий взгляд на него.

И тут начался типичный хардовый медляк. А сзади показалась спасительная фигура Сибиллы, которой я отчаянно замахал рукой и сделал «страшные» глаза.

— Вы танцуете? — спросил я Ирину, в мыслях надеясь, что она откажется: я не был уверен, что смогу покорить ее сейчас своими пластическими навыками.

— Да, — ответила она, — я люблю танцевать.

— Только из меня танцор не очень. — Я поморщился. — Попробуете?

— А вы приглашаете?

— Конечно! — Я улыбнулся.

— Тогда рискну. — Ирина тоже улыбнулась как-то по-детски, и от этого мне стало хорошо внутри: я видел, что она счастлива, и ради этого мог сделать, казалось, что угодно.

Я аккуратно положил ей руки на талию, а она опустила свои ладони мне на плечи, и мы сделали первый шаг и едва не натолкнулись друг на друга.

— Ой, простите, Ирина, я такой неуклюжий… — Мне стало неловко, но она рассмеялась.

— Ничего страшного, — сказала она, махнув рукой, — я тоже редко танцую.

— Странный, — услышал я голос Йоргена сзади, — ты там не подведи, с дамой-то. А?

Я показал ему кулак с вытянутым средним пальцем, а тот заржал, как дромадер.

Я не обратил на это внимания, так как купался в эйфории танца с очаровательной и загадочной, чувствительной и смелой девушкой. Я смотрел ей в глаза, и она в ответ тоже, и у меня было впечатление проскакивающих между нами искорок энергии. Опять появилось ощущение, что мы с Ириной продолжаем общение на каком-то закодированном канале. Я хотел что-то сказать, но потом почувствовал, что можно и помолчать.

Когда музыка закончилась, объявили последнюю песню, а Ирина сказала, что пойдет проверит туристов. А я огорчился слегка и сказал ей, чтобы потом подходила к каменной лестнице. Она согласилась. В это время грянула оглушающая музыка, а вдобавок к этому на мотоцикл, стоящий на камне, взобрался какой-то парень в кожаной жилетке, который завел его, включил фары и начал газовать, оглашая весь котлован ревом двигателя. Музыканты не обращали на это внимания, а вот некоторым зрителям этот элемент шоу не понравился: очевидно, они с большим почтением относились к старинной технике. Они стали подбираться к камню, чтобы снять нахала с седла. Но в толпе нашлись и сторонники этого шоумена. Они стали оборонять подступы к камню. Началась свалка, и я пошел искать Ирину, чтобы с ней не случилось чего-нибудь. Некоторые равнодушные к потасовкам парочки прямо в толпе гуляющих занимались сексом в разных позах, почти не заголяясь.

Это выглядело вполне для них естественно, мало кто обращал на них внимание — у каждого были свои развлечения.

В столовой были уже почти все туристы. Но мне сказали, что Ирина недавно вышла. Дронова напилась и громко возмущалась, почему ее пытаются затолкать в спальный мешок. Полковник урезонивал ее тем, что она уже устала, а Аюми говорила, что сейчас будет читать вслух сказку. Дронова согласилась. Несмотря на любопытство по поводу сказки, я продолжил искать гида.

И нашел Ирину уже возле лестницы. Возня у камня сменилась пьяными песнями, мотоцикл заглушили. Гуляния продолжались, и на нас уже не обращали особенного внимания. Мы с Ириной поднимались по ступенькам вверх. Они были широкие, но вместо перил имели вбитые в скалу железные штыри. Поднимались мы медленно и долго, пока наконец не увидели почти целиковой панорамы поселка. Я придерживал Ирину за талию, честно опасаясь, что у нее закружится голова.

На самом верху мы увидели небольшую каменистую площадку с четырьмя грубо сколоченными парниками и двумя стойками видеокамер, направленных куда-то на плоскогорье. А небо на востоке было нереально лилового оттенка, какой бывает иногда в грозу: это занималась заря. Плоскогорье выглядело фантастической инсталляцией из ноздреватых выветренных булыжников причудливых форм, которые по краям светились от первых холодных лучей восходящей звезды — далекого, но самого главного ядерного реактора нашей системы.