Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Давай без подробностей, Доров? — Яр покосился на дыру в полу и устроился к ней ногами. — Как думаешь, какой резерв у носовых фильтров?

Бартик за стеной многозначительно кашлянул. Я не ответил. Не потому, что побаивался нашего соседа, а потому, что мне действительно было хреново и хотелось лишь одного: вырубиться. И надеяться, что все проблемы решаться, как у нас в сказках принято, с приходом утра, которое всяко мудренее вечера.

Утром кормили белковым концентратом. Это такая слизь, по консистенции похожая на детское питание. Никаких катышков, никаких вкраплений. Совершенно безвкусная, скользкая масса, которая с непривычки тут же лезет обратно при попытке протолкнуть ее в пищевод. Казалось бы, не соленое, не сладкое, не горькое, ничем не пахнет, ну вот чего ему в желудке не сидится?

Тверской давился, но ел, но это было выше моих сил, и я отставил миску, некоторое время сидел, глубоко дыша и борясь с рвотными позывами.

— Не будешь есть, быстро сдохнешь, — подбодрил меня Яр, морщась. — Давай я тебя с ложечки покормлю?

— Я в курсе, отстань, — я снова взял миску, но тут меня избавили от мучений: к камере подошел безликий охранник в комбинезоне защиты. На цепи у него была ящерица, следящая за мной мертвым, но таким внимательным вертикальным зрачком.

— Выйти из камеры! — конвоир грохнул по прутьям трубой электроразрядника. Это чуть покруче электрошокера, гарантировано вырубает любого, подает заряд, мгновенно пересчитывая силу тока на массу и сопротивляемость организма. Интересно, часто у них тут разрядники убивают заключенных в силу переклинившего микропроцессора устройства? Или все же фон здесь не так высок?

Чем страшна радиация? Тем же, чем и неизвестность. Находясь в неведении, но, зная об опасности, становишься раздражительным и нервным, если конечно ты планируешь выбраться и продолжить жить, как жилось. Да, нанороботы защитят меня от скоротечного рака щитовидки или разрушения костного мозга, но кто его знает, сколько рентген мы с Тверским схватили за те десять часов, которые провели в камере, ворочаясь на каменном полу?

Если бы Наташка не сделала аборт…

А вдруг я больше?..

Тьфу! Я тряхнул головой и встал, повинуясь приказу, вышел из камеры.

— Эй, чего сидим? — глухо поинтересовался охранник, глядя на беспечно завтракающего Тверского.

— А я еще не доел, — нагло заявил Яр, продолжая вяло втягивать в себя белковый концентрат. Как он вообще его глотает?!

Охранник, тем временем, что-то для себя решил и, распахнув дверцу пошире, насмешливо приказал своему цепному питомцу:

— Вуль, взять его!

И уродливый лупоглазый Вуль непременно бы взял Тверского, но тот не собирался становиться коктейлем для вурдалака. Он вскочил с места и выбросил вперед колено столь внезапно, что раззявившая пасть ящерица не успела отвернуться, получив жуткий удар под челюсть. Клацнули зубы, откушенный кончик длинного раздвоенного языка упал на пол, давя его рассмотреть: полая трубка, на конце тонкие шипы, которые при укусе наверняка впиваются в кожу. Зубами ящерица только удерживает жертву, языком пьет кровь.

Ящерица взвыла неимоверно, тонко и отчаянно, заметалась, хлеща головой и хвостом по решетке, вылетела на площадку и, врезавшись в охранника, опрокинула того через парапет.

Я судорожно вздохнул, глядя, как взметнулись перед моим лицом рифленые подошвы и, перегнувшись, видел, как плавно падает, уменьшаясь, тело. Главная шахта Шлюза 12 была диаметром метров триста и глубиной не меньше; она уходила вниз, а по окружности располагались больше похожие на клетки камеры. Ярусы соединялись лестницами через каждые пятьдесят метров. Между камерами то и дело зияли дыры боковых коридоров.

Воющая ящерица, чуть не располосовав мне ногу покрытым роговыми наростами хвостом, бросилась куда глаза глядят, шалея от боли и ужаса. Яр вышел и, глянув вниз, хмыкнул.

— Упс, — сказал он без тени сожаления.

— Вот тебе и упс, — передразнил я полковника. — Мы нарвались на неприятности.

— Я, — поправил меня Тверской, глядя, как по узкой дороге яруса к нам бегут ажно четверо охранников.

— В космос на своих двоих пока неохота, — предупредил я.

— Тогда падай и жди, когда перестанут бить, — деловито велел Яр, подбираясь.

— Спасибо за совет, — честно сказать, я все еще не мог решить, что делать. Мы вдвоем справимся с этими охранниками, ну а дальше то что?

— Не вздумай драться, Доров, — словно читая мои мысли, предупредил Яр. — Иначе, вместо того, чтобы в штольнях маяк искать, мы с тобой либо в медкамеру попадем (в лучшем случае, если она тут вообще предусмотрена), либо в космос на Шторм. Убивать нас никто не станет, мы же вип персоны, но навешают так, что врагу не пожелаешь…

— Только не говори, что так и было задумано…

Понимая, что сейчас мне достанется электроразряд, я покорно лег на железный пол. В первый раз в жизни я выбрал что-то разумное и, как оказалось, не зря. Бить меня никто не стал, зато набежавшие серокостюмщики с минуту пинали Тверского, который тоже покорно терпел. Потом его подняли и куда-то утащили. Последнее, что я видел: ухмыляющееся, залитое кровью лицо и губы, шептавшие «разведка».

Идиот!

— Куда вы его? — послушно поднимаясь от пинка, жалобно спросил я.

— В нижние забои. Там один только сброд. Любого другого за убийство охранника выставили бы в космос, вас не велено. Что вы за твари такие?

— А мы знаем секретную тайну, которую комендант Рын очень хочет узнать. Вот он и дорожит нашими жизнями.

— И что за тайна? — похоже, охранник не понимал, что я откровенно над ним издеваюсь.

«Ему интересно, кто выиграет в межгалактическом Сафари», — хотел сказать я, но вместо этого пожал плечами:

— Потому она и тайна.

— Пара часов со мной наедине, и ты бы рассказал все, — сообщил охранник.

— Ф-фу, — не сдержался я. — У меня с ориентацией все в полном порядке…

— Ах ты! — конвоиру моя невинная шутка пришлась не по вкусу, и, вымещая свое возмущение, он без замаха ударил меня по плечу шокером, который оказался еще и отменной дубинкой. — Пашел!

Ну, я и пошел.

Узкие тоннели, освещенные редкими лампами, крепящимися по правой стороне стены, ответвления с фосфоресцирующими линиями, которых нужно придерживаться, чтобы не заблудиться. Совсем не лишняя, надо сказать, предосторожность.

Меня и еще с десяток узников развели по разным залам, то и дело отстегивая ошейники от общего звена.

— Стоять, — приказал конвоир. — Забой семнадцать три твой. Видишь цифры на стенах?

Я кивнул.

Небольшая пещерка, потолок в черных, сочащихся ледяными наростами глубоких трещинах. Холодно и изо рта идет пар. Освещение то и дело «смаргивает», погружая зал и боковые отводы в темноту. Тогда кажется, ты на мгновение ослеп и от тебя больше ничего не зависит.