Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

Я вздохнул с легким облегчением. Конечно, тут вам не курорт и это не за волейбольным мячиком сплавать на другой конец бассейна, но все же Яр — подготовленный специалист по выживанию. Думая об этом, я легкомысленно изрек:

— И чего такого?

— Тут можно только на везение уповать, — отозвался Бартик и я вздрогнул, приподнялся на локте. Ох уж мне это везение! Уже даже не смешно!

— Там на дне не только алмазные стержни, — продолжал тосс, — но и урановые. Тоже природные образования, трубка и трубка, шершавая, на глаз и не определишь, что это: сверх радиоактивный элемент или драгоценный кристалл. Вот, за урановый стержень схватишься, сразу без руки останешься…

— Ничего себе тут развлечения! — довольно эмоционально высказался я. — А Тверской знает об этом?

— Знает, конечно, — печально согласился тосс.

— И кто в здравом уме пойдет на подобный риск? — впрочем, ответ Бартика подтвердил мои самые неприятные опасения.

— Обычно ныряют, потому что нет выбора. Так устроена Вселенная, что если ты не можешь быть хозяином своей жизни, то неизбежно станешь чьим то служкой. Судя по всему, твой друг не хочет этого, его ведь попользуют сразу… Он там повздорил кое с кем.

— И с кем же?

Бартик некоторое время молчал, потом фыркнул:

— Толи с Перышком, то ли с кем-то из ее покровителей…

Я молчал, хотя внутри у меня все взметнулось, и вопросы уже лезли на язык один за другим, но урок мною был усвоен хорошо: расспрашивать о заключенных на Селле не принято.

Главное, что она нашлась, Перышко эта! Внизу она, и Тверской ее уже нащупал, повздорил с бабой. Ха! Не страшно. Другое дело, что нырять придется…

Я задумался и сам не заметил, как задремал, вслушиваясь, как туда-сюда носится по лестницам охрана, шипят и бьют хвостами по решеткам вурдалаки.

И только одна мысль мне, кажется, даже снилась — так застряла в сознании: мы здесь, чтобы найти маяк. Стержень, так выглядел предыдущий. Неужели маяк там, на дне затопленных проходов? Тогда понятно, почему Тверской согласился нырять, почему идет на такой риск — верит, что это игра в угадайку. Нельзя его пускать! Надо плыть самому, все же у меня чутье получше.

Пронесло — вот первое, что я подумал, когда проснулся оттого, что по решетке прошлась дубинка. Разносили еду. В животе не то что было пусто, его сводило судорогой. Раскалывалась голова, и во рту пересохло. Пальцы на порезанной руке опухли, а во сне, когда я неосторожно повернулся, алмазная пластинка распорола карман брюк. Хорошо, что бедро не проткнула.

Итак, ночь прошла, а я все еще жив и мои воспоминания при мне, я в здравом уме и хорошей памяти.

Бартик на время сна перебрался к себе в нору, но как он уходил, я уже не помнил — усталость сделала свое дело, запутала мысли и внезапно усыпила. Так даже лучше, я хоть немного отдохнул. Перед тем, что меня ждет впереди — не лишнее.

Набрав воды, справив нужду и умывшись водой из автомата, я разделся по пояс и тщательно стер разводы крови от царапин и порезов, обтерся, даже через носовые фильтры ощущая, что этого будет недостаточно. Потом одним махом проглотил скользкую белковую бурду, даже не думая о том, что ем. Спустя местные сутки мне было уже решительно все равно, что есть, лишь бы насытиться.

В мечтах весь последующий день у меня была самая обычная растворимая таблетка аспирина, медленно и с шипением опускающаяся в стакане прохладной воды. Я видел, будто наяву, пузырьки, лентой разворачивающиеся в воде и оседающие на стенках. Грохот бурильной установки сводил с ума, виски ломило и снова хотелось убить Петро, который стоял над душой и сверлил мою спину взглядом через защитный щиток своего шлема. Постоянное напряжение, в котором я пребывал, закрывая свой разум от его телепатии, истощало силы и усиливало головную боль.

Петро с особым удовольствием развлекал меня рассказами, как Тверского вчера били до полусмерти и охранники, мстящие за своего убитого, и заключенные, которые не упустили своего шанса сразу же приспособить его к делу. Я слушал и старался оставаться равнодушным, потому что прекрасно понимал, зачем все это мне рассказывает надсмотрщик: вспыли я, разозлись, и он с легкостью залезет в мою голову, покопается там, поймет, что я видел накануне. Уверен, меры против этих знаний не заставят себя ждать. Во-первых, узнав тайну, Петро приобщится к большим деньгам, которые комендант непременно выручит на сделке по продаже оружия (если не побоится за собственную жизнь, что вряд ли: владея телепатией, можно в принципе не опасаться, что тебя обведут вокруг пальца), а во-вторых, получит возможность уничтожить меня одним махом.

За нерасторопность я несколько раз схлопотал от Петро электроразрядником в бок, что ни в коем разе не способствовало улучшению настроения, и этот день тянулся, тянулся для меня нескончаемо, мучительно долго. Когда же закончилось выверенное время и надсмотрщик убухал своими гигантскими сапожищами по коридору, я метнулся к камерам, с нетерпением ожидая Бартика.

— Чего тебе? — раздражился сосед, оттого что я схватил его за руку, когда тосс проходил мимо моей клетки.

— Фафарыч расплатился с тобой или мне заняться?

— Расплатился, — Бартик ухмыльнулся и осторожно высвободил руку. Он помнил, как я вчера отжал его.

— Тогда мы квиты и я снова попрошу…

— Я что к тебе в помощь нанимался? — в словах соседа сквозило недоверие. — Мне ничего от тебя не нужно, если подумать, а от тебя одни неприятности!

— Бартик, не вороти нос, помоги попасть вниз, туда, где мой друг, — не обратив внимание на недовольство, прямо сказал я. — Ну, отведешь?

— Отведу, — отвернувшись, буркнул тосс. — Позднее. Сейчас не пройти, везде охрана. Вот пожрем, полежим и отведу. Время то пока еще есть…

— Время до чего?

— До того, как твой дружок покончит с собой. В нырялку лезут только смертники. Понимаю, что нагнутым быть не хочется, но и нырять — то еще безумие.

— А тебе делали подобные предложения? — уточнил я.

— Я б тебе в зубы дал за такие вопросы, но ты чудак, совсем мозгами не пользуешься. Я не подставлялся, понял? И за себя постоять могу. Бился пару раз на арене, да, было дело, подмял кого следует, кто на меня лез, и все дела. А друг твой сразу на рожон полез, убил охранника, подставился. Он словно сам предложил себя попользовать, но кто же откажется? Проще всего избитого прессовать, не находишь? Вообще не понимаю, почему он еще по космосу не летает куском замороженного мяса. Он такой же особенный, как и ты?

— Много будешь знать, плохо будешь спать, — отозвался я и замолчал, принимая у охраны свою миску с бурдой.

— С тобой и так не выспишься, — откликнулся через несколько минут Бартик. — Чует мое сердце, наделаешь ты тут дел, сам отмажешься, а нам расплачиваться.