Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

По лицам механиков, было ясно, что они тоже чего-то в этом мире не понимают.

— Всем вооружиться, — велел Яр, как всегда практичный. — По кораблю передвигаться только парами.

— Дези, будь человеком, пробрось дублирующий кабель связи, нужно восстановить системы оповещения и тревоги внутри корабля иначе, кем бы ни был этот вредитель, мы будем его искать на линкоре до позеленения кишечника.

— Какие патетические сравнения, — сморщился Вельсом. — Это приказ?

Сказал он это с таким вызовом, словно хотел мне сказать: вот взорвется от перегрева реактор, будешь виноват сам. Я снимаю с себя всякую ответственность.

— А он наглый, — буркнул мне под руку Тверской. — Док, пойдем, я провожу тебя до отсека.

— Да, это приказ. Восстановление системы оповещения и охлаждения реактора проводить последовательно.

— Есть, капитан, — протянул Вельсом. — Ну я пошел.

— Вооружиться не забудь, — напомнил я, и механик демонстративно отстегнул от пояса плазменный резак. Весомый аргумент.

— Вахтить по трое, поняли, чумазые? — зычно стал раздавать он указания. — Штепсель, тебе капитан особую задачу дал, соплю по полу бросить к управляющему пульту, и наладить тут все.

Чувствуешь, какая честь?

— А как же холодушка? — донеслось из-за помятых кожухов.

— В топку холодушку, сначала сопли…

Общаются с высоким пониманием, — подумал я. — Ладно, лишь бы дело делали.

От стены заискрило — кто-то из механиков уже включил высокотемпературную сварку. Работы по восстановлению начались, а я, задумчиво нахохлившись, побрел обратно на камбуз. Хотелось доесть свое рагу.

Внутренние технические коммуникации — уязвимое место любого корабля. За каждой стеной, под каждой переборкой есть просторный лаз, по которому может передвигаться человек. Сделано это для того, чтобы до любого места корабля можно было добраться и устранить поломку, а так же как дополнительные проходы на случай серьезных повреждений корабля или других внештатных ситуаций.

Сейчас наш вредитель мог оказаться в любом месте, он мог красться по другую сторону коридора, по которому я шел, и при этом, соблюдая должную осторожность, оставаться незаметным. И, если Мэйская кошка перемещалась по техническим лазам исключительно руководствуясь охотничьими инстинктами животного, да и система оповещения, основанная на датчиках движения, ее засекала то тут, то там, предупреждая экипаж о возможной опасности, сейчас вся эта хитрая система была выведена из строя. Означать подобное могло только одно: диверсант целенаправленно не повредил ни ходовую часть, ни энергетические системы; он освободил себе плацдарм для действия. Если это Ванесса Вени, возжелавшая захватить мой корабль, то она еще хитрее и изощреннее, чем я думаю. С другой стороны, все те вмятины на переборках говорят о необычайной силе неизвестного, а такой силой может похвастаться разве что Бартик. Даже если мы с Тверским возьмемся головами испытать на прочность панели внутренней отделки Шторма, вряд ли сможем оставить такие внушительные повреждения.

Как бы ни были сильны мои антипатии к Ванессе, гораздо разумнее предположить, что здесь постарался тосс, хотя мне совершенно не ясны его мотивы. Очень сложно делать какие-то выводы, когда тебе не ясно, зачем живое существо могло провернуть такую авантюру. По сути своей я ведь спас Бартика, дал ему возможность снова попасть на свободу и, хоть он и не испытывал ко мне особой благодарности, давно по-видимому разучившись вообще ее испытывать, тем не менее простая разумность не должна была ему позволить вот так вредить. Ведь найдем же, ей богу, найдем гада!

Наверняка, там была одна из невидимых камер, осталось выделить ее, отловить, разломать и считать информацию. Хотя, скорее всего, информация внутри нее находится в закодированном состоянии и декодер мне никто не подарит. Какая досадная неожиданность!

— Титрин, кто это был? — негромко спросил я.

Коридор молчал. Толи журналист отбыл для выяснения, толи не хотел со мной говорить после произошедшего, что тоже возможно.

Вздохнув, я оглянулся, но никто не следил за мной. Ладно, сейчас нет смысла развивать панику, посмотрим, что скажет Тверской со своими ребятами, когда все осмотрит.

Я провел рукой по панели индикации и дверь камбуза отъехала в сторону. И с тем, как уходила в стену широкая, рассчитанная на давление в сотни атмосфер, створка, в поле моего зрения вплывала, расширяясь, черная, словно маслянистая лужа. Я на деревянных ногах сделал полшага вперед, чтобы увидеть едва заметно подергивающиеся ноги в полосатых ботинках, похожих на кеды.

— Шторм! Связь! Медицинский отсек немедленно на камбуз, смертельное ранение.

И уже тише:

— Нападение на экипаж…

Я шагнул внутрь, понимая, что ничего не изменить. Стеклянные глаза на совершенно белом лице ничего не видели и едва заметные движения, которые совершали ноги Сенди, были всего лишь остаточными импульсами мозга, смертельными судорогами, которые уже не остановить.

И все равно я упал на колени рядом с мертвецом, надавил руками на область сердца, толкнул с силой, выплеснув из шеи кока вялую кровавую струйку. В страшной ране на горле проглядывала и сломанная трахея, желтоватая, похожая на сломанную кость. Я находился рядом с Сенди от силы минуту, но она растянулась для меня на часы. Я вглядывался в его лицо, искаженное ужасом, и думал от чего-то о том, что Тверской самый настоящий дурак, если взял с собой на борт человека, не способного постоять за себя.

Не спас тебя нож, Сенди. Вот он лежит в стороне, выбитой из твоей кисти страшным ударом. Почти заехал под разделочную панель и теперь, чтобы достать, придется чем-нибудь поддеть его. Этот удар переломал тебе все пальцы, так что, даже если бы у тебя была возможность, ты бы уже не смог эффективно обойтись с лезвием. Что же это за тварь такая?!

Стас оттолкнул меня в сторону, выводя из ступора. Правильно оценив ситуацию, залил страшную рану на шее медицинским клеем и, раскрыв чемоданчик и вытащив из него тонкий, похожий на иглу электрод, воткнул его Сенди в грудь в области сердца.

Ничего не изменилось, Змей не убирал рук, все давил на центр груди; тело повара не выгнулось от электрического разряда, а по монитору аппарата реанимации все падали сверху вниз красные, словно приговор, цифры, содержащие одни нули. Кардиограф нарисовал всплеск и снова в правом углу установилась прямая линия. Прямая, как горизонт.

— Иди, руки помой, — резко приказал Стас. — И лицо.

А я и не заметил, как вытер окровавленной ладонью покрывшийся испариной лоб. Видя мое замешательство, Стас обратился к кораблю:

— Шторм. Громкая связь. Регистрирую смерть Сенди Леделоя в 11–27 по времени корабля. Внимание всем. Совершено нападение, будьте бдительны! Никому не покидать своих мест!