Майкл Флинн - В Пасти Льва

— У тебя будет только одна попытка, — сказал Донован.

— Больше и не понадобится. Но мы должны застать ее врасплох. Я мог попытаться сделать это и раньше, но предпочитаю не строить иллюзий. Всего микросекунда после того, как она что-то заподозрит, — и у меня времени даже на один выстрел не останется.

Донован не знал, насколько хорошим стрелком был контрабандист. Многие из тех, чей глаз и рука точны в тире, совершенно терялись, когда на мушке оказывался живой человек. Ригардо-джи сидел неподвижно, прижатый к стулу руками человека со шрамами, и обливался потом. В глазах его читался страх. Неторопливо, словно нехотя, Донован отпустил собеседника и отступил на шаг назад.

— Нужно поторопиться, — сказал он, — до того как мы выйдем на трассу.

«И до того, как ты слетишь с катушек», — этого Донован говорить не стал.

— Завтра, — пообещал Ригардо-джи, — после ужина. Тут есть одно т-образное пересечение коридоров…

— Я в курсе.

Именно там днем ранее прозвучала ложная тревога.

— Так вот, в стене там спрятано складское помещение. Порой контейнеры провозят по длинному коридору, я отпираю потайную панель, и клиенты прячут за ней свой товар. Сейчас хранилище пустует. И я могу туда пробраться. Вы должны пройти мимо и, может быть, свернуть в длинный коридор. Спинами к панели. Тебе надо заставить ее остановиться. Я отодвину панель и… — контрабандист сложил пальцы пистолетом, — бах, бах. И ей конец.

Донован молчал, и спустя несколько секунд Ригардо-джи перевел взгляд на свои пальцы и театрально взмахнул рукой, словно отшвыривая воображаемое оружие.

— Очень важно, — добавил он, — чтобы ты отвлек ее, пока я отодвигаю панель. Иначе конфедератка все услышит. Сам понимаешь, это же погрузочный люк, он не совсем бесшумен.

— В спину, значит, — произнес Донован.

— Так ведь безопаснее, верно? Не хочется, чтобы у нее остался шанс. Эти Тени Конфедерации — безжалостные люди. Я про них читал.

— А сможешь найти что-нибудь не летальное, чтобы просто вырубить ее? У меня на Дангчао есть знакомые, которые с радостью примут ее в качестве подарка, когда я заскочу к ним в гости.

— Что же это у тебя за знакомые такие, чтобы держать агента Конфедерации в качестве домашней зверушки?

— Люди, задающие вопросы.

Ригардо-джи отпрянул и сотворил отвращающий беду знак Ганеши.

— Стоило догадаться, что ты не простой пленник. Да-да, разумеется. Есть у меня кое-что в запасе. Раз уж так хочешь, я не стану ее убивать, а только вырублю.

Внутренний Ребенок услышал скрип отодвигающегося засова.

— Живо, — шепнул он губами человека со шрамами. — Она идет!

Донован же добавил:

— Завтра. После ужина.

Контрабандист растворился как дым. Потайная панель рядом с голостойкой закрылась, а Донован поспешил удобно расположиться в мягком кресле.

Олафсдоттр открыла дверь и вошла в кают-компанию, держа перед собой шокер. Левой рукой она зажгла лампы, и Донован сделал вид, будто его разбудил неожиданный свет. Он поднял голову так, словно еще секунду назад дремал в своем кресле, и прикрыл глаза ладонью.

Тень осмотрела каюту, усмехнулась и сказала:

— Спо-око-ойно-ой но-очи, До-оно-ован-буих. У тебя по-олно-о наро-оду в хо-оло-ове, но-о хватит им уже шептаться. По-ора спать.

Следующий день тянулся медленно. Донован прочел какую-то книгу из корабельной библиотеки, но ни за что не смог бы пересказать ее содержание. Еще он принял участие в симуляции битвы при Машинро, сыграв роль обреченного на поражение валентнианского генерала Кика. Общепринято полагать, что Кик должен был победить в том сражении и что только лишь его промедление в критический момент позволило одержать верх возглавляемой Рамажем коалиции. Но внимание Донована сейчас было занято совсем другими вопросами, а потому, излишне промедлив с решением в ином моменте, он тоже проиграл битву. И только когда приблизился час ужина, человек со шрамами осознал причину своей тревоги.

Он не доверял Ригардо-джи.

Казалось бы, пустяк, но дьявол, как известно, таится в мелочах. Нечто зловещее скрывалось за страхом контрабандиста… взять хотя бы то, как тот изобразил пальцами пистолет. Эдельвассе еще сказал тогда: «Бах, бах».

Два выстрела.

Второй просто на всякий случай? Или чтобы избавиться сразу и от свидетеля?

Говорят, последний ужин всегда съедаешь с наибольшим аппетитом. Застольная беседа плавно перетекала с тех переполохов, что устраивали на своем пути человек со шрамами и Равн, к Алойше-пандиту, создававшему картины при помощи подкрашенных масел на поверхности стоячих прудов. Если бы только Равн не пыталась втянуть своего пленника в гражданскую войну, участвовать в которой тот не имел ни малейшего желания и где его, скорее всего, ждал печальный конец, он даже мог бы счесть ее общество приятным.

С другой стороны, несколькими годами ранее ей поручили убить его, если он провалит задание. Их связывали весьма близкие, можно сказать — даже интимные, отношения, вот только отнюдь не нежные. У Олафсдоттр была очень приятная улыбка. Но она бы точно так же улыбалась, убивая его.

Они вместе вышли из столовой и отправились по коридору в ставшем уже привычным порядке: Донован впереди, Олафсдоттр следом, с шокером наготове. Впрочем, она больше не целилась человеку со шрамами в спину, хотя и не настолько расслабилась, чтобы убирать оружие в кобуру.

— И все-таки, дорогуша, сдается мне, ты заблуждаешься, — сказала она, продолжая начатый разговор так, словно они и в самом деле были вышедшими прогуляться приятелями. — Роомская традиционная опера излишне помпезна. В их драмах слишком много слезливости. Традиция Япни более воздушна, более изящна, минималистична.

Человек со шрамами позволил Педанту поддержать диалог:

— Ты неверно подбираешь критерии. Перед гранд-оперой и Но стоят разные задачи. С тем же успехом можно обвинить лимон в том, что ему недостает сладости леденца. В каждой из них есть своя красота — просто итоги разные. Только тот смысл, который мы сами вкладываем в этот итог, и заставляет что-то казаться менее значимым, нежели другое.

— О, дорогуша, разве не тот смысл, которым мы наделяем свои поступки, в конечном счете определяет итог?

Они подошли к пересечению коридоров и повернули. Донован вдруг остановился и произнес:

— Как по мне, так по значимости даже свержение Названных меркнет на фоне одного лишь только часа, проведенного наедине с дочерью у нее дома.

Он прикрыл глаза, и его внутреннему взору предстало озабоченное, обиженное лицо Мéараны. Он посмотрел на свою похитительницу.

— Равн, ты должна мне кое-что пообещать.

Олафсдоттр замерла в шаге от него и совершенно по-птичьи склонила голову набок.