Анна Назаренко - Тень нестабильности (СИ)

— Вопросец на монетку покрупнее, вообще-то, — он хмуро посмотрел на кредитку и, поморщившись, спрятал ее в поясную сумку. — Понимаешь, после того, как Найриса — слышала ведь о Найрисе? — грохнули, такой чес начался… импы давно уже так не зверствовали. Народец попрятался, боится лишний раз нос из норы высунуть. Впрочем, есть один тип: держит забегаловку в довольно неприятном райончике и всякой мелочевкой из-под полы приторговывает. Торгует со всеми, кто готов нести ему бабло или товар, но годные вещицы у него все равно редко бывают.

— Давай адрес, — фыркнула наемница, отгоняя от лица какое-то насекомое. — Я не привередливая.

«Главное, чтобы не привередничал торгаш. E-11 — штука приметная, не все хотят с такими связываться».

Лика не знала, на кой черт забрала с собой штурмовую винтовку: вполне ведь могла бросить на Рутане и не мучиться теперь вопросом, куда деть бесполезную в мирной жизни ешку. Выбросить не позволяла глупая сентиментальность (все существо наемницы протестовало против такого обращения с хорошим и надежным оружием) и меркантильность: денег оставалось всего ничего, а ведь ей еще жить на что-то надо. Так что сбыт оружия и брони значился в плане действий «пунктом номер один».

Получив адрес и на этом распрощавшись с контрабандистом, девушка закинула на плечо рюкзак и неспешно пошла по тропинке. У нее все еще слегка кружилась голова и подкашивались ноги, а ветви деревьев то и дело цеплялись за волосы и куртку, но раздражения Лика не чувствовала. Напротив, она была готова скакать вприпрыжку от переполнявшей ее эйфории.

«Я жива. Я свободна. Все закончилось!»

Хотелось смеяться в голос. Вот теперь, с чистыми документами и какими-никакими, но деньгами, она заживет по-новому. Как нормальный человек и хорошая мать.

«Не надо. Ты этого не сделаешь. Ты же любишь меня. Ты же…»

Кровь оглушительно-громко пульсирует в висках. Надсадно бьется сердце в груди.

Спасения нет. Исанн знает это. И все равно продолжает смотреть на экран радара в безумной, отчаянной надежде.

Надежде, что на этот раз все будет по-другому.

Но координаты сменяют друг друга все так же неумолимо.

Неужели это повторится опять? Неужели она обречена переживать это вновь и вновь?!

— Мы еще встретимся. В следующей жизни, помнишь?

Который раз она слышит эту фразу? Десятый? Сотый?

Почему все происходит так? Почему он никогда не поворачивает назад?!

И снова невыносимая боль рвет сердце на части. И снова онемевшие губы шепчут ответ. И снова пальцы будто сами собой нажимают на кнопку…

…казалось бы, ничего не произошло — лишь погасла алая точка на радаре.

Лишь родной голос замолчал навсегда.

Истошный вой сирены тонет в безмолвном крике. Боль достигает своего апогея, разрывая в клочья каждую клеточку тела. Ослепительно-белая вспышка расцветает перед глазами, неся с собой спасительное забытье…

Тьма обступает ее со всех сторон. Все закончилось — чтобы вскоре повториться вновь.

Отчаяние вдруг сменяется холодным гневом. Все уже произошло. Она ничего не изменит — так почему терзает себя? Почему не покинет этот ад?

— Отпусти меня, — шепчет она едва слышно. — Ты любишь меня, я знаю. Так зачем мучаешь?

Исанн не надеется на ответ. И все же он приходит.

— Исанн? Где ты? — раздается в темноте голос, и сердце пропускает удар.

Сельвин здесь. И он такой же пленник, как и она.

— Я не знаю, — девушка озирается по сторонам, но видит лишь клубящуюся тьму. — Ты хорошо меня слышишь? Иди на голос!

В голове роятся тысячи предположений, но Исанн не собирается вдумываться в происходящее. В этой ситуации логика ей не поможет.

Сельвин где-то рядом, и ее кошмарные воспоминания не спешат повторяться — только это сейчас и имеет значение.

— Уже, — раздается голос позади нее, и теплые, такие надежные и знакомые руки обнимают ее за плечи. — Здравствуй, родная.

Сельвин целует ее в шею, и девушка чувствует, как радость и облегчение захлестывают ее с головой, вытесняя боль и страх.

Он сдавливает ее плечи чуть сильнее, вынуждая повернуться. Несмотря на окружающую темноту, Исанн прекрасно видит его — и сердце радостно трепещет в груди, когда она понимает, что любимый ничуть не изменился. Все такой же сильный, уверенный… все такой же живой.

И тем горше осознание: это лишь иллюзия. Игры измученного сознания. Но как легко, как приятно поверить в обратное…

Девушка хочет что-то сказать, но слова застревают в горле — неуклюжие и неуместные. Слишком неловкие и пустые, чтобы выразить все, что она чувствует.

Они стояли в тишине, прижавшись друг к другу. Наслаждаясь самим присутствием любимого человека. Каждым прикосновением. Ловя каждый вздох.

Две половинки одного целого. Когда-то Исанн смеялась над подобными словами…

…до тех пор, пока ее половинку не отняли у нее. Не вырвали с мясом, оставив рваную, неизлечимую рану.

— Зачем? — выдавливает она из себя. — Зачем ты так поступил со мной? Мы могли бы быть счастливы… ты мог бы быть моим…

Сельвин крепче прижал ее к себе.

— Исанн… неужели ты так ничего и не поняла? — прошептал он, гладя ее по голове. — Надо же… при всем твоем уме, при всем твоем опыте… ты до сих пор остаешься избалованной маленькой девочкой, слепо верящей в мудрость своего отца. «Все будет твоим — все, что пожелаешь… нужно лишь уметь добиваться своего. Кровью и потом, жестокостью и подлостью… чужие судьбы и желания должны волновать тебя не больше, чем грязь под ногами», — не так ли?

Он горько усмехнулся:

— Видишь, какие непредсказуемые результаты дает эта формула, если руководствоваться ею и в любви? Тебе следовало бы понять это еще двадцать лет назад — когда твоя мать тихо собрала вещи и ушла из дома.

— Откуда ты…

— Не удивляйся. Мы — одно целое, моя дорогая. Сейчас больше, чем когда бы то ни было.

— Тогда почему я не вижу тебя насквозь?

Прежде чем ответить, он склонился к ее губам и поцеловал — требовательно и властно, как и всегда. На миг Исанн потеряла всякий интерес к собственному вопросу, полностью отдавшись во власть сладкой иллюзии, будто все происходит по-настоящему. Вот сейчас она откроет глаза, и не будет вокруг этой кошмарной тьмы. Они окажутся в доме у Гвардейского парка…

— Я не знаю, любимая. Возможно, дело в том, что ты жива. А я… наверное, нет.

Она открыла глаза, и тьма вокруг не рассеялась. Только объятия Сельвина вдруг перестали защищать от могильного холода.

— Не уходи, — прошептала Исанн. — Останься со мной еще ненадолго. Я… я ведь больше никогда тебя не увижу. Я не хочу тебя терять, любимый. Не хочу!