Стивен Дональдсон - Хаос и порядок. Прыжок в безумие

– Ну что же ты, Энгус… – внезапно сказала Морн. Ее голос был сиплым от беспомощного вызова. Она содрогалась от жутких воспоминаний.

– Давай, начинай. Покажи нам свою худшую сторону.

Сердце Дэйвиса забилось, как пойманная птица. Он инстинктивно приготовился к драке.

По телу Энгуса пробежала дрожь. Услышав слова Морн, он поднял голову. Его руки неловко мяли застежку ремня. Одна нога подогнулась от судороги. Он медленно выпрямился в кресле и, как потерявшийся ребенок, испуганно осмотрелся по сторонам. Увидев Морн и Дэйвиса, Термопайл отшатнулся. Казалось, что их лица поразили его до глубины души. Они находились всего лишь в двух метрах от кресла, но он щурился, словно не мог их узнать. Энгус начал задыхаться. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, как будто он оказался в скафандре без воздуха. Желтые глаза потускнели от боли. Лицо побагровело. Пальцы согнулись, царапая ткань костюма. Внезапно он поднял руки и ударил себя ладонями по щекам. Дэйвис непроизвольно вздрогнул. Морн еще сильнее вцепилась в его плечо.

Энгус пытался что-то сказать. Он прилагал такие усилия, словно от этой фразы зависела вся его жизнь. Но Термопайл не мог произнести ни слова. Ему мешало затрудненное дыхание. Дэйвис в отчаянии наблюдал за его конвульсиями. Энгус еще раз ударил себя. Еще и еще. Затем давление внутри него прорвало какую-то преграду, и он, заскрежетав зубами, проревел:

– Я не твой сын!

Его голос поднялся до раздирающего крика. Казалось, горло Энгуса рвалось от триумфа или дикого отчаяния.

– Я не твой недоделанный сын!

Через миг он зашелся в приступе кашля, который больше походил на горькое рыдание.

Крик Энгуса шокировал ее, как штык-парализатор. От страха она даже подумала, что ее мышцы превратились в желе, а из костей вылился мозг. Морн хотела спросить: «О чем ты говоришь?» Но она не могла найти слов. Слова были силой – любой отклик был силой, – однако сила покинула Морн. Неистовый триумф и мука в голосе Энгуса сделали ее беспомощной.

«Я не твой сын».

Она вопрошающе посмотрела на Дэйвиса, но тот тоже ничего не понимал. Он имел ее воспоминания и часто страдал от отождествления с Морн. Мальчик только несколько дней создавал свою собственную индивидуальность. Он прилагал усилия, чтобы выдержать очередной удар, – Дэйвис выстраивал оборону, отказывался от смирения и насилия. Она видела на его лице следы внутренней борьбы. Однако он был пойман в ловушку памяти и, как Морн, удерживался в ней безумным криком Энгуса.

«Я не твой трахнутый сын!»

Термопайл согнулся в приступе кашля, словно надорвал истерзанные легкие… И вдруг замолчал. Именно так – между одним ударом сердца и другим. Слезы стекали по его щекам, но он не замечал их. Энгус выглядел таким же удивленным, как Дэйвис и Морн.

Медленно, будто тоже не доверял костям и мышцам, он повернулся к пульту. Морн знала, чем было вызвано это внезапное изменение. Его программное ядро взяло контроль над телом и сознанием: эмиссия зонных имплантатов ослабила кашель, сгладила триумф и приглушила отчаяние. Он снова стал киборгом, выполняющим решения людей, которых не волновали его чувства и страдания Программные команды составлялись недели назад. Однако это не тревожило разработчиков проекта Они использовали Энгуса как вещь – как бездушную машину. На краткий миг его человеческое горе вырвалось из пут, но теперь он вновь подчинялся неодолимому воздействию на центры головного мозга.

Отныне все его поступки диктовались не собственной волей, а желаниями и планами Уордена Диоса, Хэши Лебуола или их доверенного лица – Ника Саккорсо.

Морн знала это принуждение по собственному опыту. Она была полноценным человеком – не киборгом, – но Энгус наложил на нее похожий вид насильственного повиновения. Привыкнув к искусственной стимуляции, она добровольно подчинила себя ей. Раз за разом, почувствовав шквал пугающей потребности, она отдавалась воле электромагнитных импульсов и механических команд.

«Я не твой сын».

Дэйвис открыл рот, собираясь бросить вызов Термопайлу. Он хотел защитить ее. Он хотел отвлечь злобу Энгуса на себя. Морн видела это по его лицу. Дрожа, как в лихорадке, она заставила себя поднять руку и призвать Дэйвиса к молчанию.

Сын посмотрел на нее со страхом и яростью. В этот момент он походил на своего отца. Тем не менее Дэйвис сжал челюсти и издал тихое рычание. Энгус спокойно – искусственно спокойно – вводил на пульте какие-то команды. Морн вздрогнула, когда из щели принтера выскользнул лист бумаги.

Термопайл бережно взял его, словно бесценный документ, затем вновь повернулся к Морн и осторожно поднялся с кресла. В условиях незначительной силы тяжести его программное ядро требовало максимальной точности движений. Несмотря на вмешательство зонных имплантатов, он сохранял грациозность и легкость. В небольшом прыжке Энгус приблизился к Дэйвису и остановился перед ним.

Юноша не двигался. Смущенный непониманием происходящего, он даже не стал уклоняться, когда отец положил ладонь на его плечо. Внимание Дэйвиса было приковано к листу бумаги. Энгус медленно и торжественно передал ему текст. Он как бы подчеркивал значимость этой ситуации.

Морн неосознанно задержала дыхание. На какое-то мгновение она почувствовала ревность к Термопайлу. А Дэйвис по-прежнему смотрел на текст. Казалось, он не мог читать из-за слез, застилавших его глаза, – или не мог поверить тому, что увидел.

– О Господи! – прошептал он, поворачиваясь к Морн.

Его восклицание напоминало тихий вздох, как будто Дэйвиса от изумления покинули силы. Энгус тоже повернулся к ней. Сходство между отцом и сыном было жутким. Естественно, Дэйвис не выглядел таким обрюзгшим – он не имел накаченных мышц и жировых отложений. Его строгий черный костюм выгодно отличался от грязной одежды Энгуса. Но эти различия были второстепенными. Только глаза делали Дэйвиса непохожим на отца – глаза, унаследованные от Морн.

Внезапно юноша вскинул руки к потолку и ликующе закричал:

– Он наш! Мы получили его!

Морн непроизвольно отступила на шаг. Она ничего не могла с собой поделать. Этот неожиданный всплеск эмоций застал ее врасплох. Крик Дэйвиса наполнил ее голову эхом. Она будто оглохла и не могла слышать ничего другого.

По лицу Энгуса стекали слезы. Он их не замечал. И он не смотрел на Дэйвиса. Взгляд его желтых глаз цеплялся за Морн, словно он умолял ее о чем-то. О понимании? О прощении? О помощи? Ее сердце сделало несколько ударов, прежде чем она смогла заговорить.

– Что там? Что там написано?

Дэйвис попытался успокоиться.

– Это от «Карателя».

Однако его глаза лучились радостью, а тело дрожало от возбуждения.