Андрей Богданов - В нужное время в нужном месте

– Договорились. Пока. До встречи, охламоны! – сказала Анастасия и эффектно растворилась в облаках.

Пандюки успокоились. Народ облегченно вздохнул и начал возвращаться в родные деревни и села.

Но тут случилась новая напасть. Война. Девяносто лет назад коалиционные силы землян неожиданно ринулись на Русь одновременно изо всех межпланетных переходов. Наши войска были смяты за неделю.

– А! Это я слышал, – воскликнул Маэстро, – в школе что-то такое мельком преподавали. Да по военной истории в училище лекция была. Но я ее прогулял. Так что с удовольствием послушаю, что там творилось на самом деле.

– Враги захватили все города и двинулись в глубь континента. Казалось, все. Крышка, проиграли. Но наши панды так не считали. Всего трое суток зверушкам понадобилась, чтобы сожрать основные силы агрессоров. Русичей, как и обещала Анастасия, панды не трогали. Короче, через десять дней от коалиционных сил чужеземцев в прямом смысле остались ребрышки да ножки. Жалкие остатки их деморализованной армии в ужасе бежали прочь.

И случилось это 25 августа. Удивительное совпадение. Ведь именно в этот день наш первый пандюк на деревню наехал. Само собой, что 25 августа объявили главным национальным праздником, который так и назвали – Пандов день.

– Да уж, что и говорить, классная история, – улыбнулся Маэстро. – А давай-ка, Бонифаций, лучше водочки тяпнем. Помянем бравого флибустьера-зоолога Карла Вампа. Без таких раздолдбаев-экспериментаторов, как он, жизнь станет отвратительно скучной… И никакого национального праздника у вас бы не было.

– История, Маэстро, не терпит сослагательного наклонения, – возразил я, но все-таки опрокинул рюмку за упокой души Карла Вампа.

– Не. Тут ты не прав, Бонифаций. Я с тобою не согласен. Почему это не терпит? Очень даже терпит. Если историю хорошенько наклонить, да попридержать – она и в сослагательной позе на славу поработает.

– Это как? А ты себе представь, Добрый Эльф, что было бы, если бы Анастасия не спасла Великий Новгород? Тогда бы многое изменилось.

– Например?

– Меня бы не было.

– И что с того? Извини, но на ходе мировой истории эта потеря не отразилась бы. Нашелся бы другой директор Бастилии, не сомневайся. Свято место пусто не бывает. Но для твой души приют наверняка бы нашелся. Правда, в каком-нибудь другом теле.

– Руси бы не было!

– Это да. Планета бы пустовала. Но раз нет людей, то нет истории. Понимаешь, Бонифаций? Сам предмет нашего обсуждения уже исчез.

– А на Земле?

– Что на Земле?

– Там бы точно все пошло наперекосяк. Как у Рэя Брэдбери, в этом… в рассказе… Как его… А! «И грянул гром». Ну, эффект бабочки… Любая травинка, если вдруг не в ту сторону полетит, то получится цепная реакция, все повалится, как костяшки в доминошных конструкциях. Одно является следствием другого, другое причиной третьего, ну и так далее… В этом рассказе. Бредбери. Мужик бабочку раздавил, и будущее сильно пострадало. Так и все в этом мире. Любая мелочь может через века вылиться в катастрофу!

– Ха! Ты серьезно?

– Об этом все знают.

– Это, Бонифаций, не довод. Мало ли чего они там знают?

– Стоп. Ты, хочешь сказать, что если бы Великий Новгород не сбежал на Русь, а остался на растерзание опричникам, если бы не появилась Русь, если бы не возникли межпланетные переходы, то на Земле все было бы, как сейчас?

– Ну, не все. Мелочи всякие изменились бы, конечно. Но все более-менее достойные события остались бы на месте. Они изначально предопределены самим устройством мироздания. Как все есть, так и было бы. Мир от своей судьбы далеко уйти не может.

– Это как?

– Ну, вот, к примеру. (Если все до крайности упростить.) Тебе жена позвонила, мол, приезжай, немедленно, я ключи потеряла, в дом не могу войти. Изначальное устройство вашей семьи таково, что ты обязан или приехать, или найти любой способ передать жене ключи. «Ты следишь за мыслью?

– Да. Моя задача – передать жене ключи.

– Именно. А как ты это сделаешь – совершенно не важно. На такси приедешь, на самолете прилетишь, на мотоцикле подкатишь, мальчишку какого-нибудь попросишь ключи отдать, через час это произойдет или через три часа – все это частности. Главное – у жены в руках будут ключи. Понял?

– Мысль твою понял. Но ты, Маэстро, меня все равно не убедил. А вдруг я тоже ключи потерял? Или в аварию попаду?

– Я же сказал, пример упрощенный. Че ты его дополнительной мутью грузишь? Ладно, ради тебя опущусь до еще более примитивного уровня. Ты, Бонифаций, извини, конечно, за вопрос… Ты в запое когда-нибудь был? Хотя бы в недельном?

– Ну, был…

– Отлично. Тогда ты поймешь. Если алкоголику необходимо похмелиться, он это обязательно сделает – он так устроен. Алкаш с похмелья – дикого упорства и неимоверной пробивной силы существо. Даже если нет денег. Даже если ноги переломаны. Он на карачках поползет, асфальт грызть будет, обманет, украдет, но в любом случае рано или поздно потребит какую-нибудь жидкость, содержащую алкоголь. Согласен?

– Да.

– Наконец-то! А чем именно алкаш похмелится – уже частности. Водкой, вином, пивом, самогоном, одеколоном, духами «Шанель № 5», лосьоном «Огуречный» или спиртом – совершенно неважно. Понял, Бонифаций?

– Кажется, да.

– Наконец-то! Но частности, повторюсь, могут варьироваться.

Допустим, Иван Грозный не повесил бы сына, а утопил. Или зарезал. Или костылем по башке треснул. Это – частности. Главное – убил!

Или коммунистический переворот. Он в России произошел бы не в сентябре 1920 года, как в нашей реальности а, скажем, в октябре 1917 года.

А царскую семью Романовых расстреляли бы не из пулемета на Красной площади, как нам известно, а из винтовок. Или перебили бы из револьверов в каком-нибудь подвале захолустного дома… Или повесили в Питере.

Или Пушкин. Александр Сергеевич. Поэт. Его бы на дуэли не Орловский застрелил, а бедолага Дантес. Но месяцем ранее.

Или война. Вторая мировая, она же Великая Отечественная. Тот же Рокоссовский вполне мог Берлин в мае взять, а не в июле.

Так-то, брат Бонифаций… Раздавленной бабочкой можно изменить лишь судьбу бабочки. Не более того. Господь Бог держит судьбу мира в ежовых рукавицах.

– Но тогда получается, что от меня ничего не зависит. Все роли уже распределены? И чего из кожи вон лезть, если я ничего изменить не могу?

– Можешь. Ведь у тебя, Бонифаций, есть свобода воли.

– Но ты же сам только что сказал, что все предопределено! Что я могу изменить? Какая же это свобода воли? Издевательство одно, а никакая не свобода воли…

– Ты, Бонифаций, внимательней слушай! Я сказал: «свобода воли». Не путай ее со свободой действий.

– То есть?

– То есть как в армии. Дают приказ – ты его выполняешь. И ничего с этим поделать не можешь. Приказали бежать – беги, приказали стрелять – стреляй. Но! Никто тебе не может приказать любить стрельбу или ненавидеть бег. Твое внутреннее отношение к приказу и есть свобода воли.