Александр Зорич - Время — московское!

Демьян Феофанович молча ознакомился с документом. Вновь побагровел. Отложил пленки на поддельный мрамор столика. И, недобро сверкнув глазами, заявил:

— Ну что ж... Сама жизнь рассудила нас с Иваном Денисовичем.

— А именно? — поинтересовался Индрик, интеллигентно хрустя печеньем (ведь наверняка не завтракал, трудоголик!). — Что там стряслось?

— Сегодня... Захваченный манихеями конкордианский монитор «Энки» атаковал легкий авианосец «Принц Астурийский». Манихеи выпустили по авианосцу семнадцать снарядов калибра двести восемьдесят миллиметров в атомном снаряжении...

Повисла грозовая пауза.

— И что?

— Больше ничего. Пока что. Обещают уточненную информацию в течение ближайшего часа, — замогильным голосом произнес Колесников. — Что вы хотите, чтобы я еще сказал? Что я по-прежнему в восторге от переговоров с этим вашим Вохуром? Что я обязан подарить вам Х-крейсер? Что манихеи — наши лучшие друзья?

Тут вирус гневливости перекинулся с Колесникова на подполковника Свасьяна. У того тоже лоб покраснел — хотя раньше я за ним привычки пунцоветь не замечал. Он встал, что было дури ударил кулаком в ладонь и зашипел:

— Блядское отродье! Нехристи! Черти спятившие! Да как же можно... а? Да сколько же можно... Да «Принц Астурийский» — это же... гордость... один из лучших кораблей Европы! «Шпили» в ядерном снаряжении — это еще мало им! Это еще, считай, мы одолжение им сделаем! Я бы их... да я бы их...

— Подполковник, держите себя в руках, — процедил Индрик. Нужно отдать должное Свасьяну, он тут же угомонился и сел, беззвучно шевеля губами.

— Однако это сообщение ничего по сути дела не меняет, — заметил Индрик.

— Как это «не меняет»?! — взъярился Колесников. — В документе русским языком написано «манихеи атаковали». Вам это понятно? Манихеи. Ма-ни-хе-и! Так считают в Генштабе. Так считает товарищ Растов!

— Не кипятитесь, Демьян Феофанович. Мы присланы сюда, чтобы разобраться — правильно ли считают в Генштабе. Это наш долг. Наша задача. Штаб — он там. А мы — здесь.

— Считайте как угодно, но Х-крейсер я вам не дам!

— Пусть нас рассудит товарищ Растов.

— А как насчет личного состава? За него отвечаю головой я, а не товарищ Растов. И я не считаю себя вправе послать экипаж Х-крейсера на такое задание!

— Но, надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы я отправился к Вохуру в сопровождении добровольцев? Какова минимальная летная смена Х-крейсера?

— Двадцать шесть человек.

— А если не брать боевые расчеты и связистов?

— Кажется, трое... Да, трое. Собственно пилот, Х-оператор и механик-инженер.

— Я думаю, троих я смогу убедить, — промолвил Индрик.

В ответ на эту реплику Колесников отутюжил Ивана Денисовича чугунным взглядом и скептически скривился. Дескать, ну-ну, поищи дураков.

Однако я в отличие от Колесникова был уверен: троих добровольцев Индрик найдет.

Он умеет убеждать — словами и личным примером. Но главное — в таких делах убеждает не человек, а то невидимое, грозное, святое, что стоит за ним. И вот с этим невысказуемым и невидимым у Индрика был полный порядок. Да, оратор он посредственный (мой отец высказался бы однозначнее и грубее). Но это ему не помешает.

— Я с вами, Иван Денисович, — сказал я в густой тишине.

Колесников, который вслед за Индриком шествовал под открытое небо, к бэтээру правительственной связи, посмотрел на меня, как на предателя Родины.

Апрель, 2622 г.

Южный полярный континент, фиорд Крузенштерна

Планета Грозный, система Секунды

Под ногами Эстерсона чернела вода фиорда. Ни одной звезды, ни одного огонька не отражала она — беспросветные низкие тучи стояли над Антарктидой, суля не то близкий снегопад, не то ледяной дождь.

«До чего же похоже на Швецию... А уж на Норвегию...» — подумал конструктор.

До воды было несколько десятков метров, но ночь скрадывала расстояния, а легкая дымка размывала границу между сушей и океаном. Казалось, шагни вперед с каменной площадки—и сразу ступишь в воду. Но не замочишь ног, а прошествуешь по ней величаво, потому что непременно случится чудо.

Соблазн был так велик, что Эстерсон отступил назад, от греха подальше, и машинально потянулся за сигаретой.

— Нас же просили. Не надо курить, светомаскировка, — вполголоса напомнила Полина.

— Да, верно.

Подняв воротники бушлатов, рядом с ними стояла группа офицеров.

Эстерсон посмотрел на часы. 02.24. Еще минута — и конец тишине.

Внизу справа, в конце фиорда, белел длинный язык ледника. Несколько могучих ледяных скал, скособочившись, навалившись друг на друга, загромождали выход из туннеля взлетно-посадочной полосы. Обвал случился вскоре после их прибытия, когда сборочные работы в туннеле уже велись полным ходом. Язык ледника лопнул ровно по приметной морене и громадный брус льда скользнул вниз, к морю.

По счастливой случайности никто не пострадал. Но о полетах «Дюрандалей» из туннеля не могло быть и речи.

Было решено оставить все как есть и продолжить сборку истребителей — в конце концов, для людей и даже автокаров оставалось полно свободных проходов. Но сразу договорились, что в тот день, когда тридцать машин будут собраны и протестированы, ледяной затор взорвут к растакой-то матери.

Но легко было сказать. Среди всех офицеров, доставленных в Антарктиду субмаринами, не оказалось ни одного сапера. И саперы, и подрывники, и инженеры-строители в 4-й танковой дивизии имелись. Но поскольку все решения принимались в спешке, никто не догадался включить пару-тройку этих специалистов в число командированных на сборку и запуск «Дюрандалей».

Пришлось Эстерсону с Оберучевым поскрести по сусекам профессиональной памяти, произвести расчеты и предпринять ряд экспериментов с небольшими подрывными зарядами.

Результаты их не обнадежили. Во-первых, при подрыве таких массивов льда была опасность «затекания» ударной волны в туннель и повреждения свежесобранных «Дюрандалей».

Во-вторых— и это важнее, — взрывные работы не решали проблемы полностью. Они лишь позволяли получить гигантский курган из колотого льда вместо нескольких монолитов. После чего требовался аврал, этакое всеобщее «эй, ухнем», дабы эти глыбы растащить в стороны и сбросить в воду.

А на это все наслаивалось «в-третьих»: серия взрывов породит тектонические волны, которые могут привлечь внимание инопланетян. И это в то самое время, когда «Дюрандали» остаются закупоренными в туннеле колотым льдом, а вся честная компания занята на его расчистке.

Хуже не придумаешь.

Полине самой в это не верилось, но дерзкий и остроумный план, который в итоге и был принят, предложила она!

Когда Эстерсон сообщил Полине, что они с Оберучевым зашли в тупик и уже всерьез обсуждают ребяческую затею с плавлением льда при помощи теплоты, отводимой от реактора атомной субмарины, она сказала: