Александр Зорич - Время — московское!

— Что же получается, мы должны решать внутренние проблемы врага, который превратил в руины нашу столицу? — негодующе спросил я. Судя по выражению лиц капитана Кроля, Тани и Долинцева, они тоже не возражали услышать ответ на этот вопрос.

Колесников сдержанно кивнул мне — дескать, вопрос понятен. Он активировал свой планшет и сказал:

— В качестве ответа, товарищ Пушкин, я позволю себе процитировать слова Председателя Растова из личного письма, полученного мною позавчера. Начало цитаты. «Решение проблемы манихейства не следует расценивать как помощь нашему врагу, государству Конкордия. Это — помощь человечеству как биологическому виду. Мы не должны позволить человеческой расе, Великорасе, деградировать. Деградация нашего врага не доставит нам радости, но, напротив, усложнит войну и поставит под сомнение саму потенциальную возможность заключения мира, ибо с манихействующими выродками конструктивных отношений у человечества Земли быть не может. Таким образом, рейд на Глагол нужно рассматривать как лежащий в контексте общегуманистических, а не узко военных интересов человечества». Конец цитаты.

Колесников закончил, в кабинете воцарилась тишина. Я, Иван Денисович, Долинцев, каперанг Кроль и Таня напряженно осмысляли услышанное. В конце концов, это же чертовски лестно, когда обстановку тебе разъясняет не какой-нибудь Белоконь, а сам Председатель Совета Обороны. Чертовски лестно, но и чертовски ответственно.

Иван Денисович вновь первым нарушил тишину:

— Таким образом, Глагол превращается в один из самых ответственных участков фронта. Сражаясь за Восемьсот Первый парсек, мы сражались за наше сегодня. Отправляясь на Глагол, Мы будем сражаться за наше завтра.

— Вы торопите события, — улыбнулся Колесников. В этот момент он больше всего походил на председателя сельхозкооператива — полное загорелое лицо, маленькие сметливые глаза, непородистый крупный нос-бульба. — Я еще ни слова не сказал товарищам о сути дела, ради которого мы позвали их сюда.

— Уверен, интуиция уже подсказала им правильный ответ. — Иван Денисович обвел меня, Таню и Кроля лучистым взглядом. В его глазах явственно прочитывалось: «Пора заканчивать говорильню и переходить непосредственно к делу».

— Если так, длительные объяснения не потребуются. Я предлагаю вам, товарищ Пушкин, и вам, товарищ Кроль, войти в число участников специальной рейдовой операции, название которой — «Очищение» — предложил сам товарищ Растов. — Считаю нужным сообщить, что операция «Очищение» будет сопряжена с массой непредсказуемых опасностей. Мы ничего не сможем гарантировать. Именно поэтому нам необходимо ваше добровольное согласие.

— Я согласен, — сказал каперанг.

— Согласен! — без всяких раздумий выпалил я.

И вновь все смолкли. Уверен — Кроль, как и я, составлял в уме список мелких неотложных дел, которые предстоит переделать в свете данного согласия (что-то вроде моего: «написать Колькиным родителям», «прочесть наконец Колькины письма», «навестить напоследок Меркулова», «купить три пары новых носков»...).

Из забытья меня вывел чистый Танин голос.

— А как же я? Я что же, получается, ни при чем? — спросила она, выпрямляясь во весь свой немалый рост.

— Если бы вы были ни при чем, дорогая Татьяна Ивановна, вы бы никогда не очутились в этом гостеприимном кабинете, — с усмешкой ответил Иван Денисович. — С нелегким сердцем я предлагаю вам присоединиться к операции «Очищение». Ведь все-таки вы женщина... Молодая, красивая женщина. А женская психика — вещь особенно уязвимая...

— Я месяц провела на «Счастливом», еще месяц — в одиночном карантине. И — ничего! Разве вам не известно, что стабильность психики коррелирует со способностью человека переносить сенсорную изоляцию?

— Мне об этом известно еше с первого курса мединститута. И все-таки если бы вы отказались, мне было бы легче... — Иван Денисович развел руками, дескать, «не взыщите».

— Я согласна, — торжественно провозгласила Таня.

Мое сердце сладко екнуло. Признаться, на такое счастье я и в самых разнузданных своих мечтаниях не рассчитывал. Война приучила меня ценить каждую минуту, проведенную рядом с человеком, который тебе симпатичен.

А здесь передо мной рисовалась не минута. И не две. А целые сотни, тысячи минут рядом с Таней.

Впрочем, значительная часть моей души была Таниным согласием опечалена. И здесь я был, как ни странно, солидарен с Иваном Денисовичем. Ведь добровольцев призывают только на самые отъявленные военные предприятия. Добровольцы востребованы там, где вероятность выжить, как правило, не превышает пяти процентов — мне ли об этом не знать? Между страхом за Танину жизнь и радостью, что рядом с Таней мне придется провести еще немало дней, был лишь один компромисс.

«Я не дам ей погибнуть. Я буду беречь ее. Любой ценой», — поклялся себе я.

— Руководителем научно-исследовательской части операции «Очищение» назначен ваш покорный слуга, — продолжал Иван Денисович. — Стало быть, я тоже отправлюсь на Глагол. В свете всего вышесказанного прошу генерал-полковника Долинцева дать нам добро. Так сказать, благословить нас. И пожелать нам удачных сборов.

— Все, что от меня зависит, я сделаю. Просите любую технику. В рамках разумного, конечно, — сказал Долинцев, и его стариковские, в паутинке морщин глаза как будто увлажнились.

— А «Ивана» с «Марией» дадите? — оживился вдруг Колесников.

— «Ивана» дал бы. Но зачем он вам?

— Да, в самом деле, зачем? — Иван Денисович обратил недоуменный взор на генерал-майора.

— Надеюсь, совершенно незачем. Просто хочу сразу представить себе рамки разумного. — Колесников широко улыбнулся.

— Ох, Демьян, смотри у меня! — Долинцев шутливо погрозил генерал-майору пальцем.

Я допил свой остывший кофе и перевел взгляд на орнитари-ум. Цветы гибискуса, малиново-алые, охряно-желтые, розовые, раскачивал искусственный ветерок. Колибри куда-то попрятались, зато снежно-белых «слепышей» стало как будто больше. Они выписывали беззаботные восьмерки, замирали у приветливо распахнутых им навстречу цветков, играли в свои птичьи догонялки.

— А этим и дела нет ни до каких манихеев, — проскрипел капитан первого ранга Кроль, проследив направление моего взгляда. — Им лишь бы тити-мити свои устраивать...

Я молча кивнул ему. Моя душа набухала скорбным восторгом предчувствий, словно три ангела — Войны, Любви и Смерти — только что мимоходом задели ее краешек своими огненными крыльями...

Апрель, 2622 г.

Чахчон

Планета Фелиция, система Львиного Зева

Шли дни. Эстерсон терпеливо объезжал норовистый «Сэнмурв» — каждый день часа по три-четыре, пока в голове не начинало дребезжать, а ноги не превращались в бесчувственные березовые чурки.