Александр Зорич - Время — московское!

— А что, прямо из рубки его нельзя запустить?

— Где как. На наших звездолетах обычно можно. Но, представляя себе вкусы клонских инженеров, я бы не удивился, если бы оказалось, что там вообще три рубильника в разных выгородках и все три нужно рвануть одновременно.

— Зачем?!

— А чтобы ни один, ни двое психов не смогли звездолет угнать куда им вздумается. Там еще и ключики всякие могут быть. Для каждой приборной панели отдельный ключик, и к каждому ключику свой офицер приставлен... Слушай, а ты что, серьезно хочешь слетать на орбиту, к этому чертову «Мул»? — неожиданно для самого себя спросил Эстерсон.

Полина посмотрела на него длинным, испытующим и, как заключил инженер, восхищенным взглядом.

— Роло, ты делаешь успехи в телепатии, — сказала она. — Я очень хочу слетать на орбиту, к этому чертову «Мул». Более того: я очень хочу улететь на нем с этой чертовой планеты. Очень.

Если женшина три раза повторяет слово «очень», то мужчине категорически рекомендовано к ее словам прислушаться.

И тогда Эстерсон понял, что все так и будет.

Нужно освоить пилотирование «Сэнмурва»? Что же, значит, освоим.

Пару раз наложить в штаны в ходе стыковки? Что же, значит, постираем штаны.

Придется иметь дело с трупами клонских пилотов, умерших от удушья? Ерунда, всего лишь трупы.

Апрель, 2622 г.

Город Полковников

Планета С-801-7, система С-801

На следующее утро меня разбудил «Лебедь» Сен-Санса в исполнении симфонического оркестра Новосибирской Государственной филармонии — душка лейтенант Юхтис зарядил свой будильник отборной слезоточивой классикой.

Просыпаться под «Лебедя» совершенно не хотелось.

Напротив, необоримо тянуло спать дальше. Спать вопреки всему, спать и видеть сны — пастельные, прозрачные, как юбочки балерин. Сны, лучащиеся бриллиантовым светом несбыточной мечты, еще больше самых лучших, самых волшебных снов, и так до самой смерти...

Кстати, о смерти. «Лебедя» обожала моя покойная мать. Неудивительно, что ее растушеванное памятью лицо я и увидел перед своим мысленным взором, когда видеосвязь прогундосила: «Лейтенант Пушкин, вас вызывают!»

И лишь когда звуки виолончели угасли под низким потолком моей лилипутской комнаты и на смену им пришло буравом ввинчивающееся в мозг пиликанье вифонного вызова, я открыл глаза и, на ходу прилизываясь, подскочил к экрану.

— Лейтенант Пушкин? Как поживаете? — На меня смотрело востренькое недоброе лицо молодого офицера, обладателя щита и меча ГАБ в петлицах.

Вопрос был странным. Не только неуставным, но и совершенно не соответствующим суровым реалиям военного времени. Как может «поживать» офицер во время войны? Только хорошо. В смысле, жив — и то хорошо.

— Все в норме, — сказал я.

— Вас просит к себе генерал-майор Колесников, — сообщил офицер. — Ровно в полдень. Сегодня. Вас устраивает время?

— М-м... — Я просто-таки сомлел. В кои-то веки кто-то интересовался моим комфортом! Причем этот кто-то представляет ГАБ — организацию довольно неучтивую, которая предпочитает не «просить к себе», а «настоятельно требовать» и «предписывать».

— От вас требуется однозначный ответ, — поторопил меня востренький.

(«Вот-вот! Требуется! Это уже ближе к теме».)

— Мне-то... лично мне удобно. Но сегодня в одиннадцать ноль-ноль я должен принимать пополнение для своей эскадрильи. Боюсь, комэск Бабакулов...

— Об этом забудьте. Товарищ Бабакулов уже вошел в ваше положение.

«Когда успел?.. Ах, нуда... ГАБ!»

— А по какому вопросу меня... м-м... просят?

— Об этом вам сообщит генерал-майор лично.

— Куда именно мне следует явиться?

— Район 12-2, строение 17, комната 1801. На входе сообщите свою фамилию. Этого будет достаточно. И постарайтесь не опаздывать!

Экран погас, а я скорчил презрительную гримасу, дескать: «Поучи жену щи варить!»

Уж чему-чему, а пунктуальности я научился еще в родной Академии, где за опоздание в десять минут без уважительной причины могли преспокойно отчислить даже отличника. Как говорится, невзирая на. Да ведь и верно. Тому, кто не чувствует каждую секунду хребтом, в пилотах делать нечего.

Однако в тот день словно бы какой-то мелкий бес путался у меня под ногами, желая во что бы то ни стало посрамить меня перед ГАБ — интеллектуальным щитом Отчизны!

Я загодя узнал местонахождение района 12-2 и прикинул, сколько времени мне потребуется, чтобы добраться до него на своих двоих, А как иначе? Штатный монорельс разбомблен, полагаться на попутку неумно, а личного транспорта лейтенантам не положено!

Вышел с запасом в двадцать пять минут. Однако сюрпризы начались прямо у дверей офицерского общежития. На улице работали саперы, весь район был оцеплен, из здания никого не выпускали: в соседнем квартале на глубине пятьдесят метров, под руинами, нашли три неразорвавшихся линкорских снаряда. Дело серьезное.

Выбираться на улицу пришлось окольным путем, через подземный аварийный выход. Десять минут — коту под хвост.

Погодка тоже не подвела. Жаровня Небесного Грузина тлела сегодня зловеще-алым, потусторонним светом. Дул пронизывающий ледяной ветер такой исполинской силы, что гудели на низкой ноте стальные арматурины и дребезжали остатки кровли разрушенных складов. Я продвигался с максимальной скоростью два километра в час, сгибаясь едва ли не до земли. Пожалуй, кабы не одна добрая душа на штабном мобиле, которая подбросила меня до места, на встречу я и вовсе не попал бы...

— Гвардии лейтенант Александр Пушкин! — выплюнул я в лицо сержанту на проходной. — Мне назначено.

— Между прочим, вы опаздываете, — ехидно заметил сержант, сверившись со списком. — На двенадцать с половиной минут!

— Да знаю я, знаю, — досадливо проворчал я, растирая ладонями окоченевшие щеки.

Наплевав на условности, я трусцой побежал через чинный вестибюль Территориального Управления ГАБ по Восемьсот Первому парсеку к лифту, который должен был доставить меня и минус восемнадцатый этаж, к месту встречи.

Тоже вот, мистика интеллектуального щита Отчизны! Клоны разбомбили почти все капониры, накрыли командные пункты ПКО, перепахали хранилища люксогена (почти пустые, хвала Пантелееву!). Но ни бомба, ни ракета, ни снаряд не отыскали скромное строение 17.

Все у них там было. Исполинские бегонии в кадках. Зеркальные деревоплиты на полу. И даже колесный поломойник гостиничной модели, который погнался за мной, истребляя каждое пятнышко грязи, каждую пылинку.

Я, конечно, догадывался, что мой вызов связан с «делом Тани». Но когда среди сидящих я увидел перепуганную большеглазую ксеноархеологиню, улетучились последние сомнения.

«Значит, все-таки Глагол».