Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

Йири опустился на колено, коснулся рукой земли — теплой, рыжеватой… дома была черная… неожиданно вспомнил цвет. Рассыпчатая сухая земля. Он взял немного, сжал в ладони. Задумался. Перевел взгляд на браслет в виде змеи, обвившей запястье. Нет, этой руке не прикасаться к земле — не по рангу. Для нее давно уже — подогретая вода с теплым ароматом цветов, нежное масло, которое делает кожу подобной шелку. Было ли прошлое?

Его люди, удивленно наблюдавшие за господином, мгновенно забыли про удивление, когда он, отряхнув ладонь, направился к ним. Непозволительно таким, как они, удивляться чему-либо, что сделает он.

— Земля… хорошая. Только поля в ужасном состоянии. Почему?

— Так налоги большие, — развел руками староста. — Не до тонкостей земледелия.

— Если сможете как следует заняться землей, получите урожай раза вдвое больше. Вот и деньги. И на западе сколько угодно места. Почему бы бедноте не переселиться туда? — спросил он уже не у старосты, а у себя самого.

— Разве с тех полей можно что собрать?

— Вполне. Я готов уменьшить налог — но буду требовать результата. Это возможно, я знаю.

Он развернулся, не дожидаясь ответа или хотя бы поклона, и направился прочь.

— Откуда он так хорошо знает землю, интересно мне? — пробормотал староста.

Тень скользнула по полю — пробежал заяц. Таким нелепым показался контраст ушастого бурого зайца и группы богато одетых людей, что Йири с трудом удержал улыбку.

Оглянулся на сопровождающих. Стоящий рядом с ним черноглазый молодой человек в форме офицера личной гвардии наместника тоже глянул на местных уроженцев. Все они казались сбитыми с толку.

— Возвращаемся, — через миг Йири оказался в седле, тронул повод.

Молодой человек по имени Химару ехал следом, не спуская внимательных глаз с окружения, и ухитрялся еще поглядывать по сторонам, не доверяя охранникам.

Ему было спокойней среди полей. Две недели спокойствия. А вернулся — словно в липкий и тесный кокон.

С трудом засыпал и спал мало, пробуждаясь от малейшего шороха. Да и попросту сон не шел. Страха перед новым покушением Йири не испытывал — ему ли бояться за свою жизнь! Но позволить оборвать эту самую жизнь значило бы нарушить волю того, кто направил его сюда… кто по-прежнему был единственным — и не только по велению Неба.

Несмотря ни на что.

Бывало, целую ночь он проводил у окна на кушетке, бездумно глядя на деревья. Руки были сложены, как учили — а порою брал нанизанные на нитку шарики из зеленого с белыми прожилками камня, перебирал в пальцах, как это делают монахи, отгоняющие злых духов и дурные мысли.

Он знал, что порой жестокие игры ведутся людьми, обладающими властью. Сам никогда не играл в них… а теперь приходилось. Власть-то у него была, но только ею одной не сделаешь ничего. Не для того ли Второй круг стоит выше простых смертных, подотчетен лишь повелителю, чтобы легче было оправдаться перед совестью?

В той давней игре, «Цветок дракона», более сильные и более удачливые фигуры уничтожают слабейшие — ради выигрыша. Это правильно и одобрено каноном.

Йири никогда не увлекался этой игрой.

— Вы уже не в одном судебном деле принимаете участие самолично, — первый помощник уже уверился, что наместник следует в жизни каким-то своим правилам. — Почему? Неужто не доверяете судьям?

— Не доверял бы — их место занял бы кто-то другой. Но все не так просто… Закон справедлив, но судьи — всего лишь люди и не всегда способны понять, где истина… и как поступить с ней.

— А вы? — неуютно было от таких, самим господином не осознаваемых слов.

— Я… тоже, — словно очнулся. — Мы все не имеем права на ошибку. Особенно я.

Аоно вспомнил последнее дело — историю одного охотника, который взял на себя вину убийцы, который был его другом. Йири освободил невиновного — его звали Шу — и передал под команду одного из офицеров, занятых поимкой бандитов в горах.

О чем Йири говорил с этим человеком, осталось для Аоно загадкой, только Шу теперь был готов сердце свое в огонь положить ради господина.

— Вы спасли две жизни господин. Моя мать… я все сделаю ради нее. Но я — лишь разбитая скорлупа.

— Ты хочешь служить мне?

— Я?!.. Такой чести… я недостоин!

— Ты очень смел. У тебя хорошее сердце. Этого мне довольно.

— Мой господин… вы надо мной смеетесь? Моя жизнь и моя душа и так ваши…

— Согласен?

— Клянусь своей посмертной судьбой… я всюду пойду за вами.

— Мне не нужны клятвы. Но теперь… знаешь горы — можешь указать тайные тропы?

Шу припал к подолу его хаэна, не решаясь коснуться руки.

— Почему, Высокий? — Аоно потер переносицу. — Конечно, справедливость должна торжествовать, но вы слишком близко к сердцу принимаете эти дела. Заниматься ими лично… Последнее, например.

— Пустое! Он отличный охотник и знает горы и, кроме того, человек долга. Таких стоит беречь. В передрягах выживает обычно мелочь и шваль. А это неправильно.

Аоно смерил наместника внимательным взглядом. И как удается? Глядишь на него, и не покидает ощущение, что разговариваешь с картинкой, нарисованной тушью на шелке. Волны, блики перетекают, а линии все так же тонки и безупречны.

— Он еще сослужит мне службу.

— Вы умеете привлекать людей, — чуть поклонился Аоно.

— Только лести не нужно, — насмешливый холодноватый взор, Йири присаживается на кушетку. — Я делаю то, что должен.

— Значит, на самом деле вам безразлична его судьба?

— Не совсем. Но почти. Если бы Шу не обладал качествами, нужными мне, я оставил бы все, как есть. Сам выбрал свой путь.

— А как же… ваши слова о неправильном, господин?

— Слова! Может, я и хотел бы изменить мир. Может, еще изменю, — добавил с усмешкой.

Когда пришло письмо из Столицы с перечислением, кто решился послать на него жалобу, Йири только улыбнулся — в письме не было ни слова порицания. Только указания, что он волен поступить с жалобщиками, как захочет.

Записки Юхимэ

Десятый день месяца Лани

Сегодня совсем весеннее солнце. Это необычно — ведь уже середина лета. Но свет легкий-легкий, и зелень как будто слегка серебрится. А у меня мысли мешаются. О чем я хотела писать? Ах, да. Сегодня ездили к источнику Аитэна. Если набрать воды из него в этот день, получишь благословение Хозяина источника — он лечит болезни и помогает не уставать. Отец опять ворчал на меня — я не люблю передвигаться в носилках, как другие женщины. Кстати, некоторые из них неплохо умеют ездить верхом — только это не принято. В дальнем пути — пожалуйста. А я не могу сидеть в носилках за городом, у меня голова кружится, к тому же мне сразу становится скучно. Я всегда одеваюсь на манер женщин синну, когда сажусь на лошадь, только моя одежда изящней. Отец недоволен, но все считают меня выдумщицей и терпят мои выходки. Отец даже сам подарил мне белую кобылку, у нее очень спокойный нрав. Одежда моя была бирюзового цвета, сверху — темно-голубая безрукавка, расшитая птицами. Кажется, они вот-вот взлетят в небо. Мне хотелось быть очень красивой. Да… какие неровные знаки. Рука совсем непослушная. Нехорошо.