Мэрион Брэдли - Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

- В седло я смогу сесть никак не раньше весны, - мрачно пожаловался он Гвенвифар. Королева стояла у самой стены, кутаясь в синий плащ.

- А чего доброго, и позже, дорогой мой лорд, если застудишь рану, не залечив ее толком, - заметил Ланселет. - Ступай в замок, прошу тебя: глянь-ка, плащ Гвенвифар снегом припорошило.

- А заодно и твою бороду, Ланс, - или это седина пробивается? поддразнил Артур, и Ланселет рассмеялся.

- Думаю, и то, и другое справедливо; здесь, мой король, у тебя передо мною преимущество: твоя борода столь светла, что седины в ней и не заметишь. Ну же, обопрись на мою руку.

Артур отмахнулся было, но тут вступилась королева:

- Нет, Артур, возьми его под руку; вот упадешь - и все труды лекарей пойдут насмарку... а камень скользкий, снег-то под ногами тает.

Вздохнув, Артур оперся о плечо друга.

- Вот теперь и я вкусил, каково это - состариться. - Подошла Гвенвифар, взяла его под вторую руку, и король рассмеялся: - А что, будешь ли ты так же любить меня и поддерживать, когда в бороде и волосах у меня и впрямь пробьется седина и стану я опираться на палку, точно мерлин?

- И даже когда тебе стукнет девяносто, лорд мой, - со смехом поддержал его Ланселет. - Вот так и вижу, словно наяву: Гвенвифар ведет тебя за одну руку, я - за другую, и так ковыляем мы, едва волоча ноги, к твоему трону к тому времени нам всем будет под девяносто или около того! - Конюший вдруг посерьезнел. - Беспокоюсь я за Талиесина, лорд мой, он совсем одряхлел, и зрение его подводит. Не следует ли ему возвратиться на Авалон и провести там последние годы в покое и мире?

- Конечно же, следует, - отозвался Артур, - да только он говорит, что не бросит меня одного, на советников в лице одних лишь священников...

- А где тебе и найти лучших советников, если не среди святых отцов, лорд мой? - вспыхнула Гвенвифар. Жуткое слово "Авалон" она терпеть не могла; ее пугала самая мысль о том, что Артур дал обет оберегать и хранить тамошние языческие обычаи.

Они вошли в зал, где горел огонь, Ланселет осторожно усадил короля в кресло, и тот раздраженно отмахнулся:

- Да уж, устройте старика у очага и принесите ему ночной горшок: дивлюсь я, что вы позволяете мне носить сапоги и штаны вместо ночной рубашки!

- Дорогой мой лорд... - начала было Гвенвифар, но Ланселет положил руку ей на плечо.

- Не тревожься, родственница; все мужчины таковы: капризничают и брюзжат, когда больны. Артур сам не понимает, как хорошо устроился: за ним ходят прекрасные дамы, к его услугам изысканные яства, и чистые повязки, и столь презираемые им горшки... А вот я лежал раненым в военном лагере, и ухаживал за мной вечно всем недовольный старикашка - он был хром и сражаться не мог, - и валялся я в собственном дерьме, поскольку с места сдвинуться не мог, и никто и не думал подойти ко мне и помочь подняться, и приносили мне лишь кислое пиво да сухари, чтобы в пиве размачивать. А ну, перестань ворчать, Артур, а не то я уж позабочусь, чтобы ты лечил свою рану мужественно и стойко, как подобает солдату!

- Да уж, этот и впрямь позаботится, - фыркнул Артур, тепло улыбаясь другу. - Не слишком-то ты боишься своего короля, принц Галахад... - Артур взял из рук жены роговую ложку и принялся поглощать месиво из горячего вина с хлебом и медом. - До чего вкусно; и притом согревает; и пряности там есть, не так ли - те самые пряности, что ты велела мне прислать из Лондиниума...

Подошедший Кэй забрал у короля пустую чашу.

- Ну, и как поживает твоя рана после часовой прогулки, лорд мой? По-прежнему болит и ноет?

- Меньше, чем в прошлый раз; вот и все, что я могу сказать, отозвался Артур. - Впервые в жизни я узнал, что такое настоящий страх: я испугался, что умру, не завершив трудов своих.

- Господь того не допустит, - вступилась Гвенвифар. Артур погладил жену по руке.

- Вот и я себе так говорил, однако внутренний голос твердил мне, что это - великий грех гордыни: страшиться, что я сам или кто-либо другой незаменимы для воплощения Господнего замысла... Долго размышлял я обо всем об этом, пока лежал в постели, не в силах подняться.

- Сдается мне, мало чего оставил ты незавершенным, если не считать окончательной победы над саксами, лорд мой, - вмешался Кэй. - Но теперь пора тебе лечь; прогулка утомила тебя.

Артур вытянулся на постели; Кэй забрал его одежду и осмотрел глубокую рану, что до сих пор слегка сочилась гноем сквозь ткань.

- Я пошлю за женщинами; надо бы снова наложить горячие повязки; ты разбередил рану. Хорошо еще, от ходьбы она не открылась.

Женщины принесли дымящиеся котелки, намешали трав и наложили на рану пропитанные водой и сложенные в несколько раз куски ткани - такие горячие, что Артур дернулся и не сдержал крика.

- Ага, и все равно, Артур, можешь почитать себя счастливцем, отозвался Кэй. - Если бы меч скользнул в сторону на расстояние ладони, у Гвенвифар появилась бы причина для горя куда более весомая, а ты бы прославился по всей земле как король-кастрат... прямо как в древней легенде! Ты ведь помнишь эту байку... король ранен в бедро, силы его убывают, и хиреет и увядает земля - до тех пор, пока не явится юноша, способный возродить ее плодородие...

Гвенвифар так и передернулась.

- Отличная история, что и говорить: в самый раз для слуха раненого! раздраженно бросил Артур, беспокойно ворочаясь: обжигающе-горячий компресс причинял невыносимую боль.

- А я думал, ты оценишь, насколько тебе повезло: ведь земля твоя не увянет и не станет бесплодной, - отозвался Кэй. - А к Пасхе, смею надеяться, если посчастливится, королева понесет...

- Дай-то Боже, - откликнулся Артур, но Гвенвифар, вздрогнув, отвела глаза. Да, она вновь зачала, и вновь ее постигла неудача - да так быстро, что она даже толком осознать не успела, что беременна... неужто так будет всегда? Или она бесплодна, или Господь карает ее за то, что она не тщится денно и нощно сделать своего мужа лучшим христианином?

Прислужница сняла повязку и собиралась уже заменить ее на свежую. Артур потянулся к Гвенвифар.

- Нет, пусть это сделает госпожа моя, у нее руки нежнее... - промолвил он, и Гвенвифар послушно взялась за дымящуюся ткань - такую обжигающе-горячую, что едва не обварила себе пальцы; однако Гвенфивар радовалась боли, точно искуплению. Это она во всем виновата, она и только она; надо было Артуру отослать от себя бесплодную женщину и взять жену, способную подарить ему ребенка. Ему вообще не следовало на ней жениться; ведь к тому времени ей уже исполнилось восемнадцать, и лучшие для деторождения годы для нее остались позади. Может статься...

"Будь здесь Моргейна, я бы и впрямь выпросила у нее талисман против бесплодия..."

- Сдается мне, что лекарское искусство Моргейны ныне оказалось бы нам куда как кстати, - промолвила Гвенвифар. - С Артуровой раной дело обстоит скверно, а Моргейна - прославленная целительница, как и сама Владычица Авалона. Отчего бы нам не послать на Авалон и не попросить кого-либо из них приехать сюда?