Дэн Симмонс - Олимп

Девяностодевятилетний прильнул к морозному стеклу посмотреть, как удаляется башня. В отличие от прежних, чёрных построек эта сияла на солнце начищенным серебром. Изящные арки и тонкие перекладины напоминали паутинку в ярком блеске утренней росы. «Обледенела», – сообразил пассажир и повернул голову в другую сторону, куда уходили заиндевелые тросы, а там… Взору предстал белоснежный склон самой изумительной горы, какую только можно было… даже нет, невозможно было вообразить. К западу от неё, над убийственно острым, как нож мясника, зубчатым гребнем клубились тучи. Поверхность горы избороздили полосы: голый камень, лёд, опять камень и, наконец, пирамида из чистого снега и сверкающего льда.

Вагон продолжал ползти по скрипучим канатам дороги, которая уводила подлинной гряде на восток от немыслимо прекрасного пика. В вышине, на крутом утёсе, искрилась новая башня, далеко над ней – другая, а за ними, на маковке той самой колоссальной горы, вознёсся непостижимо безупречный купол, молочную белизну которого нежно позолотил рассвет. Сооружение окружали четыре Эйфелевы башни, и всё это вместе покоилось на меловом основании, уравновешенном над отвесной вершиной. От пьедестала к окрестным пикам тянулось по меньшей мере шесть подвесных мостов. Высотой, грациозностью и видимой лёгкостью каждая из арок стократ превосходила Золотые Ворота Мачу-Пикчу.

– Что это за место? – прошептал Харман.

– Джомолунгма, – ответил Просперо. – Богиня-Мать Мира.

– А здание на верхушке…

– Ронгбук Пумори Чу-му-ланг-ма Фенг Дудх Коси Лхотце нупцзе Кхумбу ага Гхат-Мандир Хан Хо Теп Рауца, – пояснил маг. – В этих краях оно известно под именем Тадж Мойра. Мы сделаем там остановку.

В ту первую промозглую ночь, проведённую Даэманом на Тощей Скале, войниксы, кишевшие у подошвы сотнями, если не тысячами, почему-то не стали нападать на людей. И во вторую – тоже. К вечеру третьего дня все страдали от голода, ран, простуд или гриппа; у многих начиналось воспаление лёгких. Левая рука Даэмана – та, на которой калибано откусил ему два пальца, – болела и лихорадочно тряслась, голова постоянно кружилась. Но твари так и не явились.

Ада пришла в себя на второе утро. Тело её покрывали бесчисленные раны, порезы и ссадины, правая кисть и два левых ребра были сломаны, однако всё это не представляло такой угрозы для жизни, как сильное сотрясение мозга и отравление дымом. Когда будущая мать наконец очнулась, её терзали ужасная головная боль, острый кашель и смутные воспоминания о последних часах резни при Ардисе; впрочем, рассудок сохранял полную ясность. Ровным бесцветным голосом молодая женщина расспросила о тех, чью смерть она, как ей показалось, наблюдала, прежде чем лишиться чувств. Греоджи монотонно отвечал, и только глаза бывшей хозяйки особняка выдавали её чувства.

– Петир? – глухо говорила она, стараясь не закашляться.

– Мертв.

– Реман?

– Тоже.

– Эмма?

– Погибла вместе с Реманом.

– Пеаен?

– Войниксы разбили ей грудь камнем. Скончалась уже здесь, на Тощей Скале.

– Салас?

– Убит.

– Оэллео?

– Тоже…

Перечислив ещё два-три десятка имён, Ада бессильно откинулась на грязный мешок, подложенный под голову вместо подушки. Её измазанное сажей и кровью лицо побледнело, точно бумага.

Даэман – он стоял здесь же, рядом, на коленях, с яйцом Сетебоса в рюкзаке, – прочистил горло.

– Кое-кто уцелел, кузина, – произнесен. – С нами Боман… И Каман. Каман – один из первых учеников Одиссея, он «проглотил» все книги по военной истории, какие сумел найти. Ламан, хотя и утратил четыре пальца на правой руке, защищая Ардис, тоже выжил, он где-то здесь… Тут Лоэс и Стоман. И некоторые из тех, кого я послал предупреждать остальные общины, – Кауль, Око, Эдида, Элла. Да, ещё Том и Сирис.

– Хорошо, – промолвила женщина и зашлась кашлем. Том и Сирис считались лучшими врачами в общине.

– Правда, медицинские инструменты и лекарства все пропали, – признался Греоджи.

– А что не пропало? – спросила Ада. Пилот соньера пожал плечами.

– Оружие, только без боеприпасов, и одежда, кто в чём был. Несколько одеял и брезент – прятались под холодным дождём.

– Кто-нибудь вернулся в Ардис похоронить павших? – твёрдо, несмотря на хрип и кашель, произнесла будущая мать.

Греоджи покосился на Даэмана и отвёл глаза в тёмную даль, за край высокой скалы, на которой сгрудились уцелевшие.

– Не вышло, – ответил он чётким голосом. – Пробовали. Но войниксы… Там засада.

– Из Ардис-холла спасли хоть что-нибудь? Пилот покачал головой.

– Ничего существенного. Всё погибло, Ада. Всё погибло.

Супруга Хармана лишь кивнула. Пожар уничтожил более двух тысяч лет фамильной истории, предмет гордости её предков. Однако в этот миг она думала не о сгоревшем и разорённом особняке; судьба израненных, замёрзших людей, загнанных на вершину голой скалы, – вот что целиком занимало мысли молодой женщины.

– А с едой и питьём у нас как?..

– Воду собираем брезентом после дождя, – оживился Греоджи, явно обрадованный переменой темы. – Иногда охотимся на соньере. В основном попадаются кролики, но вчера завалили лося. До сих пор выковыриваем дротики.

– Почему войниксы нас ещё не поубивали? В голосе Ады сквозило слабое любопытство.

– Вот-вот, – буркнул Даэман. – Хороший вопрос. У него имелись кое-какие догадки, но делиться ими было рановато.

– Если что-то их и держит, – сказал пилот, – то явно не страх. В лесу этих тварей шныряет около двух-трёх тысяч, а дротиков у нас хватит на несколько сотен. Войниксы могут залезть на скалу, когда захотят. Однако не лезут.

– Вы пробовали пробиться к факс-узлу? – полувопросительно проговорила молодая женщина.

– Там тоже была засада. – Греоджи махнул рукой и посмотрел в синее небо.

Впервые за долгое время выдался ясный день. Колонисты спешили просушить под солнцем сырую одежду и одеяла, расстилая их, точно сигнальные полотнища, на плоском акре вершины Тощей Скалы. Стояла жуткая зима, какой уже никто не мог припомнить, и все дрожали в жиденьких лучах рассвета.

– Мы проверяли, – сообщил Даэман. – В соньере умещается ровно двенадцать человек (и это вдвое больше положенного). Стоит посадить ещё, машина отказывается лететь. Она и с дюжиной туда-сюда вихляет.

– Сколько нас тут, говорите? – переспросила Ада. – Всего полсотни?

– Пятьдесят три человека, – уточнил Греоджи. – Девять из них, включая тебя до сегодняшнего утра, были не в состоянии лететь из-за ран или болезней.

– Теперь восемь, – серьёзно промолвила будущая мать. – Получается пять рейсов. Если, конечно, войниксы не нападут, как только мы начнём эвакуацию. И если нам будет куда бежать.

– Да уж, – согласился пилот. – Если будет куда.