Федор Чешко - Тараканьи бега

Это было противно. И стыдно. Дрянной ознобливый пот по всему телу, колени словно бы обескостели — пришлось цепляться за стену, пережидать миг-другой, а потом догонять остальных, едва ли не руками переставляя дрожащие ноги…

К счастью, на него не обращали внимания. Стесненные нешаблонностью своих отношений Изверг и уполномоченный караван-командор сосредоточенно шарахались от уставного официоза к совершенно партикулярной фамильярности и обратно, долболомы были всецело поглощены Леночкой, Леночка — нежданным обилием ухажеров, а Виталий — ревностью и страхом перед высочайшей инспекцией.

В рубке оказалось празднично.

Мягкая желтизна беззаботного летнего предвечерья лилась из полускрытых обивкой стенных плафонов; аметистовыми, изумрудными, аквамариновыми огоньками мерцала-переливалась иллюминация мнемосхем на проснувшемся Главном Пульте; и Главный Экран тоже проснулся, сгинул, подменил себя черной бархатной пропастью, росным несметьем звезд, и там, в этой пропасти, среди чистого этого несметья горел сотканный из радужной паутины рельефографа стремительный абрис полуптицы-полустрелы — дрейфующего спейсрейдера…

Практиканты, едва войдя, так и позастывали, таращась на все это великолепие. Ответственный уполномоченный тоже явно опешил. Даже уполномоченские громилы отвлеклись от Лениного воротничка — кажется, оба служивых долболома, как и студенты, впервые видели активированный «человеческий» пульт.

— «Мотра» прощается со мной, Гарви, — тихонько сказал Изверов. — Какое бы решение ты ни привез, нам с линкором пора прощаться.

Караван-командор Клоздгейт промямлил нечто малоразборчивое и старательно закашлялся. Затем достал платок и тщательно промокнул губы. А затем повернулся к практикантам:

— Ну, кто же будет демонстрировать вашу работу? Наверное, вы? — доброжелательный взгляд высокого гостя уперся в Виталия. — Господин Белоножко, если не ошибаюсь? Староста и лучший студент?

— Лучший только на курсе, с вашего позволения, — уточнил объективный Виталий, щелкая каблуками.

— Именно это я и подразумевал, — слегка приподнял бровь Клоздгейт. — Ну, прошу за компьютер.

Виталий Белоножко опять щелкнул каблуками, сделал лихое «кру-гом» (настолько лихое, что едва не потерял равновесие)…

— Учитесь, студиозы! — подал вдруг голос Изверг. — Господин караван-командор с предельной ответственностью подходит ко всему, даже к мелкому попутному поручению. Обратите внимание: я вот, грешным делом, позабыл вас ему представить, а господин караван-командор знает всех в лицо, знает, кто староста, кто лучший на курсе… Ответственность, обстоятельность, предусмотрительность… отсутствие небрежения мелочами — вот что привело господина Клоздгейта к командорским шевронам. Пример, подражания достойный.

Чин-чин мельком взглянул на экс-Клозета. Тот пребывал в изрядном смущении — только что пол не ковырял носком полированного своего ботинка. Наверное, господину уполномоченному тоже показалось, что изверговскому восхищению недостает какой-то малости. Ничтожной маленькой малости, без которой восхищение именно восхищением-то и не кажется.

Между тем Виталий угнездился перед чиф-компом. Дисплейный экран порос дебрями каталогов; курсор, для разнообразия прикинувшийся бабочкой, грациозно перепорхнул с ветки на ветку, и взорам зрителей предстала заставка студенческой курсовой. Ох, как она была хороша, эта заставка! На осенне-золотом фоне надпись, словно бы изваянная из гранита, сообщала на англосе, что программа-де разработана студентами имярек ради таких-то и таких-то целей да надобностей, а секунд через надцать золото с плавной неуловимостью преобразовывалось в бересту, гранит — в кружево, англос — в русский; и все это под органный гул, наяривающий то «Зэ глори оф спэйс», то аранжированную под Баха калинку-малинку…

— Зд о рово, — вякнул кто-то из клоздгэйтовских громил, подобострастно косясь на Леночку.

Время шло. Орган наяривал. Надпись с размеренностью маятника качалась между двумя языками. Уши Виталия неотвратимо наливались багрянцем.

— Полагаю, на этом возможности вашей программы не исчерпываются? — осторожно спросил караван-командор.

Чинарев закусил губу. Виктор Борисович издал чуть слышное, однако же смертельно ядовитое «гм». Даже на личике юной Халэпы начало проступать сомнение: а не происходит ли с программой чего-нибудь такого… этого… которое не того?

Лучший студент курса староста Белоножко затравленно оглянулся, и Чин понял, что спасать ситуацию придется самому. Если, конечно, упомянутую ситуацию еще можно спасти.

— Господин караван-командор, разрешите обратиться! — Чинарев еще ни малейшего представления не имел, какие-такие важные сведения будет докладывать в случае получения испрошенного разрешения. Впрочем, надрываться лихорадочными выдумками ему не пришлось. Караван-командор тоже не успел ни слова вымолвить — всех опередил Виктор Борисович.

— Одной из целей практики является приобретение студентами навыков работы в экстремальных условиях. Вот я и создаю эти самые экстремальные условия… по мере своих чахлых способностей.

Ответственный уполномоченный скользнул насмешливым взглядом по полыхающим ушам старосты практикантов, всем телом развернулся к живой легенде:

— А ты не меняешься, Виктор… Помнится, в старые времена подчиненные из твоих соотечественников втихомолку звали тебя… Как? Тираном?

— Извергом! — рявкнул Чин, вытягиваясь во фрунт. — С позволения господина караван-командора, между собой мы зовем господина линкор-капитана Извергом.

Командорская усмешливость сгинула мигом и без следа; объемистые губы уполномоченного сплющились этакими бутербродными колбасками:

— Милый юноша, кажется, вас никто ни о чем не спрашивал, — совершенно по-изверговски (по-удавьи то есть) процедил этот казавшийся прежде таким добродушным толстячок. — Но раз уж вы… в общем, извольте-ка заняться поиском и устранением дефекта, который господин линкор-капитан для вашей же пользы внес в программу. А заодно поразмыслите на тему «бестактность по отношению к старшим по званию». И учтите: если в течение часа вы не доложите мне о полной работособности программы, я всерьез задумаюсь, нужен ли Космотрансу такой программист, как вы.

У Чина хватило ума заслушать эту пространную обстоятельную выволочку, имея на лице выражение «естьтакточнобудетисполнено!».

— Приступайте, — буркнул Клоздгейт, и Белоножко торопливо освободил пользовательское кресло.

А Изверг пролязгал сквозь стиснутые зубы:

— Студенты Белоножко и Халэпа! Займитесь завтраком. На семь персон через полтора часа. Марш!