Джефф Нун - Брошенные машины

– Никакого повода у меня не было, – сказала Хендерсон. – И бешенства я не испытывал. Я любил этого старика. Он ни разу не причинил мне зла. Ни разу меня не обидел.

– Ты о чем? – спросил Павлин. – Я читаю из книжки.

– А-а.

– Его золото меня не прельщало.

– А меня бы прельстило, – сказал Павлин.

– Его золото меня не прельщало. Пожалуй, виной всему был его глаз! Да, именно! Один глаз у него был как у хищной птицы – голубоватый, подернутый пленкой. Стоило ему поглядеть на меня, и у меня кровь стыла в жилах.

Хендерсон читала, и волосы лезли ей в глаза. У нее длинные волосы, только теперь они грязные и свалявшиеся, а когда она двигает головой, они шевелятся, как живые. Волосы закрывали ее лицо, и я не видела, куда она смотрит. Но у меня было стойкое ощущение, что смотрит она на меня.

– И мало-помалу, исподволь, я задумал прикончить старика и навсегда избавиться от его глаза.

– Вот так вот? – сказал Павлин.

– Ага, – сказала Хендерсон. – Он хочет убить старика. Достал он его.

– Не старик, – сказала Тапело.

– В смысле?

– Его достал не старик, а глаз. И он хотел убить глаз.

– С головой парень явно не дружит, – сказал Павлин.

– Нет, – сказала Хендерсон. – Он тут пишет, что он не сумасшедший. Здесь сказано, что от болезни его чувства только обострились, а вовсе не ослабели и не притупились.

– Какой болезни?

– Тут не объясняется. Может, потом где-то будет.

– А зачем ему убивать этот глаз? – спросил Павлин. – Марлин, ты что-нибудь понимаешь?

– Да. По-моему, да.

– Ему не нравилось, когда на него смотрели, – сказала Тапело.

– Да? – сказала Хендерсон.

– Его бесило, когда на него смотрели.

– А, понятно, – сказала Павлин. – Знакомое чувство.

– Но тут что получается: он же кому-то рассказывает эту свою историю. Значит, на него все равно кто-то смотрит.

– Кто смотрит? – спросила Хендерсон.

– Читатель.

Хендерсон тряхнула головой.

– Давай лучше не умничать. А то у меня от таких рассуждений мозги замыкает.

– Так все задумано. Он хочет вырвать глаза читателю. Рассказчик. Он хочет вырвать глаза читателю!

– Блин, мне это нравится, – сказал Павлин.

– Мудацкие книги, – сказала Хендерсон. – Их следует все запретить. Надо, чтобы издали такой закон.

– Он уже есть, – сказала Тапело. – У тебя в голове.

– Да. Наверное.

– Что?

– Останови машину.

– Я…

– Я сказала, машину останови!

Тапело резко ударила по тормозам. Машина остановилась. Тапело заглушила двигатель. Стало тихо. И только в динамиках радио переливалась электронная мелодия. Первые пару секунд все молчали, а потом Павлин сказал:

– Ты бы, девочка, извинилась.

– Я?!

– Ты.

– А что я такого сделала? Павлин вздохнул.

– Я не хочу, чтобы она ехала с нами, – сказала Хендерсон. – Давай выметайся.

– Но так же нельзя…

– Выметайся, сказала.

И тогда что-то в Тапело надломилось. Она опустила голову и наклонилась, упершись лбом в руль. Я подумала, что надо вступиться за девочку. Может быть, попросить Хендерсон, чтобы она на нее не сердилась. Уж не знаю, получится что-нибудь или нет, но попробовать можно. Но тут Тапело что-то сказала себе в ладони.

– Не слышу, – сказала Хендерсон. Тапело приподняла голову.

– Прости, пожалуйста.

– Повернись. Я хочу видеть твое лицо.

– Что?

– Повернись ко мне.

Девочка обернулась к нам. Хендерсон уже держала наготове открытое зеркальце и теперь подняла его так, чтобы в нем отразилось только лицо Тапело.

– Так что ты сказала?

Глядя прямо на свое отражение в зеркале, Тапело повторила свои слова:

– Прости, пожалуйста.

– Хорошо.

Дальше мы ехали молча. Павлин углубился в дорожные атласы. Хендерсон закрыла глаза, как будто собралась спать. Я сидела, смотрела в окно. Мысли путались и разбредались. Меня тяготило молчание, но было как-то неловко заговорить. Первой не выдержала Тапело.

– А вы знаете, куда мы едем? – спросила она. Павлин посмотрел на нее.

– В смысле?

– Города на побережье… там хуже всего. Вы не знали? Самые больные районы. Вот почему в эту сторону так мало машин. Вообще нет машин. Мы – единственные.

– Почему? – спросил Павлин. – Почему побережье?

– Ну, есть такая теория, что зона болезни – она как ткань. И она распускается по краям.

Павлин кивнул.

– Ну прямо как я.

– Вот почему все съезжаются в центр. Там безопаснее. Хендерсон открыла глаза.

– А тут будет какая-нибудь заправка, ну ил и что-нибудь?

– Будет заправка, – сказала Тапело. – Через пару миль.

– Хорошо. А то я действительно очень хочу в туалет.

Над дорогой висел огромный информационный щит. Буквы мигали золотым светом. Слова были такими яркими, что даже я смогла их прочитать.

Водитель! Ты уже принял «Просвет»?

– Знаете, что я слышал? – сказал Павлин. – Что в таких вот новомодных щитах, в каждом из них, течет столько вытяжки, что одному человеку хватило бы на год, чтобы его вообще не затронуло и не глючило. Даже на полтора года. Может быть, больше. Но это же несправедливо. Это несправедливо.

– Это вообще преступление, – сказала Тапело.

– Вот бы добраться до одного из таких устройств. Электронный Просвет, как они это называют. Блин. Уж я бы тогда развернулся. Сделал бы столько всего.

– Что бы ты сделал? – спросила Хендерсон.

– Ну, много разного.

– А, ну да. Много разного.

– А еще у них есть такая машина… она работает на «Просвете». Нет, правда. Кладешь в нее что-нибудь сломанное, зараженное, что-нибудь, что подцепило шум, а потом вынимаешь уже исправленное.

– Нет такой машины, – сказала Тапело.

– Нет, правда. Я слышал. Это секретная разработка. Машина. Такой черный ящик. А внутри – кусочек пространства, не зараженный болезнью. Кусочек мира, где все сигналы и знаки не тронуты порчей, где вся информация – чистая. Вот бы заполучить эту штуку. Вы только представьте себе… Черный ящик. Сколько бы я тогда сделал.

– Так что бы ты сделал? – спросила Хендерсон.

– А почему ты все время об этом спрашиваешь?

– Ну, просто спрашиваю. Так что бы ты сделал?

– Что бы я сделал? Я бы смылся отсюда на хрен. Только меня и видели. – Знаете что, – сказала Хендерсон. – Я Павлина нашла на улице. Знаете, что он делал?

– Ну, понеслась.

– Он лежал, в жопу пьяный, в темном переулке, а на голове у него была сумка… ну, с какой ходят по магазинам.

– Правда? – сказала Тапело. – В смысле, пластиковый пакет?

– Нет. Женская сумка. Только большая.

– Слушай, не надо. – Павлин обернулся к Хендерсон, но даже не посмотрел на нее. Его взгляд впился во что-то сзади, сквозь заднее стекло. – Ой, бля.

– Что там? – спросила Тапело.

– Какой-то придурок. Он нас догоняет.

– Где? Я не вижу.

Я обернулась и посмотрела назад. К нам приближалась машина. Ярко-красный автомобиль, такой широкий, что он занимал всю вторую полосу. Огромный, мощный. На полной скорости. Еще немного – и он нас догонит.