Джефф Нун - Брошенные машины

– Вон он, как раз уезжает, – сказал один мальчик и плюнул в костер, а другой мальчик ткнул пальцем в сторону голубой машины, стоявшей рядом с прицепом.

Павлин пошел туда; и вот тут началось что-то странное. Он держал фотографию в руке, и когда посмотрел на нее, лицо человека на снимке было другим. Оно изменилось. И продолжало меняться буквально у него на глазах. Оно словно таяло, расплывалось. Павлин остановился и протер глаза. Потом опять посмотрел на снимок. Теперь все было нормально. Лицо снова стало таким же, как раньше. Хотя что-то в нем изменилось неуловимо. Он так и не понял, что именно.

– И что? – спросила Тапело. – Что тут странного?

– Это длилось буквально мгновение. Одно мгновение.

– А, все. Поняла. Твой первый приступ.

Павлин кивнул. Он заметно разволновался, растревоженный воспоминаниями.

– Я не знал, что это было.

Это было в самом начале, когда болезнь проявилась впервые, объяснил он, и никто не знал, что происходит. Еще до того, как создали лекарство. «Просвет». Павлин, конечно, читал в газетах, что началась странная эпидемия, – но это происходило с другими людьми. Не с ним. Не здесь, не сейчас. Он был солдатом, наемным громилой, крутым и неслабым.

– Ты жил вместе с мамой, – сказала Тапело.

– И мне ничто не грозило.

– А ты помнишь свой первый раз, Марлин?

– Что?

– Свой первый приступ. Ты помнишь?

– А, ну… я… – Самое странное, – сказал Павлин, – когда я увидел на фотке другое лицо, мне оно показалось знакомым. Вот это меня и добило. Как будто я его где-то видел, давным-давно.

– А ты его видел? – спросила Тапело. Павлин посмотрел на нее.

– Мне было страшно. И потом, все случилось так быстро. Прицеп был меньше и чище, чем все остальные. И модель была поновее. Внутри горел мягкий свет. Занавески на окнах были плотно задернуты. Интересно, подумал Павлин, что Спендер делает в таком месте. Он огляделся. Те двое парней по-прежнему наблюдали за ним. В подобных случаях Павлин обычно не спешил: лучше чуток подождать и выбрать более подходящее время и место. Тем более его очень встревожил тот эпизод с фотографией. Но сейчас, когда Спендер собрался уезжать, у него просто не было выбора. Иначе ему не заплатят. И он рискует потерять работу. Он постучал в дверь. Ему открыли буквально сразу. На пороге стоял Джим Спендер.

Он улыбался. Спендер улыбался.

Сейчас Павлин должен был напустить на себя грозный вид и перейти к делу. Но что-то ему помешало. Мгновенное замешательство. Лишь через пару секунд Павлин сообразил, что человек, открывший ему дверь, и есть намеченная цель.

– Как я понимаю, тебе прислал Билли?

Павлин кивнул. Он уже понял, что момент упущен.

– Ты заходи, а то дождь.

Внутри пахло лекарствами и антисептиками, как в больничной палате. Сиденья на стульях были покрыты защитной целлофановой пленкой – похоже, их как привезли, так и оставили. Картина на стене была зачем-то обернута полотенцем. И еще Павлин заметил, что дверца шкафа занавешена простыней. На полу стоял собранный чемодан. На столе – спортивная сумка. Рядом о сумкой лежала шляпа, очень хорошая шляпа. Сумка была открыта. Павлин разглядел паспорт и что-то похожее т авиабилет. Спендер присел на один из стульев, и целлофан на сиденье скрипнул.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

Павлин покачал головой. Спендер налил себе виски. Павлин поразился его спокойствию. Что-то в нем было странное, в этом Спендере. Бледная кожа, темные, внимательные глаза. Худощавый, но видно, что крепкий. В нем ощущалась энергия, но не бьющая через край, а как будто отложенная про запас. Спокойный, уверенный в себе человек – и все же была в нем какая-то непонятная грусть. И еще он изменил прическу. Подстригся чуть ли не наголо, что придало ему более жесткий, даже ожесточенный вид.

– Значит, вот так. Бандит Билли.

– Ты знаешь, зачем я пришел, – сказал Павлин.

– Ну да. Пришел разбираться. Я что-то сделал не так, человек сильно напрягся и собрался меня наказать. Ты что со мной сделаешь? Будет очень больно?

Павлин никак не мог понять, что на него нашло. Почему он стоит, как дурак. У него же была репутация человека действия, настоящего мастера своего дела.

– Тебя как зовут?

Павлин сказал ему, и Спендер улыбнулся, словно это было какое-то необычное имя.

– Это моя фотография? Дай посмотреть.

Спендер взял фотографию. Посмотрел на нее очень внимательно, как будто в ней был какой-то секрет и он пытался его раскрыть.

– А зачем тут полотенце? – спросил Павлин.

– Где полотенце?

Павлин подошел к закрытой картине и приподнял краешек полотенца. Он думал, что там картина. Но это была не картина. Павлин увидел свое отражение в зеркале. Потом он повернулся к шкафу с занавешенной простыней дверцей. Он уже понял, что там тоже зеркало. Он только не понял, зачем это надо. Павлин с таким раньше не сталкивался: чтобы все Отражающие поверхности были закрыты.

– У тебя все в порядке? – спросил он. – Нет. Не в порядке. Все плохо. Это не я.

– Что?

Спендер швырнул фотографию на стол.

– Это не я.

– Это ты.

– Ты сам посмотри.

Но Павлин не стал смотреть на фотографию. Ему надо было взять себя в руки, собраться. Сделать свою работу и уйти восвояси.

– Это ты, – сказал он и достал из-за пояса пистолет. Прицелился Спендеру в голову.

И тут Павлин замолчал, надолго.

– А что дальше? – спросила Тапело. Павлин молчал.

– Ты убил его? – спросила я.

– Да? – сказала Тапело. – Ты убил его? Ну конечно, убил. Он его застрелил. Павлин – убийца. Хладнокровный убийца, и пока мы все вместе, нас никто не посмеет тревожить.

Мы с Тапело сидели вдвоем на одной кровати, Павлин – на другой. Напротив. Мы ели сандвичи и методично опустошали мини-бар с крошечными бутылочками. Тапело вскрыла сувенирную банку с конфетами. Я не знаю, почему Павлин выбрал именно этот вечер, чтобы «раскрыться» и рассказать о себе. Может быть, потому, что рядом не было Хендерсон. На самом деле такое случилось вообще в первый раз за все время, пока мы вместе.

– Так ты убил его или нет? – спросила я.

– Да, – сказала Тапело. – Да или нет?

– Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, – сказал Павлин. – Я убил человека, на войне.

– Только одного?

Павлин, как мог, объяснил. Да, на войне убивают. Но убивают по большей части издалека. А солдаты потом приходят и убирают всю «грязь». Вот и все. Работа действительно грязная, и тут нужны крепкие нервы. Но это именно то,

чем они занимались. И вот однажды случилось так, что в одной хижине спрятался человек. И он выбежал им навстречу, и Павлин его застрелил. Вот так вот просто. Это действительно было просто, и сперва Павлин очень по этому поводу переживал, но потом перестал. Все чувства как будто умерли. Ему стало чуточку проще причинять другим боль, вот и все, а потом война кончилась, но Павлин так и остался бесчувственным к чужой боли, и со временем это бесчувствие только окрепло. Потому что он сам так хотел. Но с тех пор он носил пистолет только в качестве устрашения. С того раза, на войне, он никого не убил.