Андрэ НОРТОН - ОПАСНЫЙ СПУТНИК

– Это уловка. – Это был Кьюри. – Они шпионы, их выслали обмануть нас. – Он вытащил лазер и направил его на Косгро, наверное, считая исследователя самым опасным из всех нас.

– Не торопись! – Вейджил пристально разглядывал нас, но говорил с Оомарком: – Ты ходил здесь в школу?

– Конечно! – с нетерпением ответил Оомарк. – Я был в четвертой группе, с Рандольфом и Фюрвеллом и Портусом…

– С кем еще? – подсказал Вейджил, когда тот остановился.

– Ну, с Рандольфом и Фюрвеллом и Портусом – с ними я дружил. Но там еще были девочки – и были Бути Наверс и Клив. А… его звали так же, как вас! Он были Кливом Вейджилом! Он ваш сын? А он никогда не говорил, что у него папа военный…

– А он им и не был, – медленно ответил начальник. – Клив Вейджил был моим старшим братом.

Оомарк покачал головой.

– Не может быть. Он же маленький мальчик, как я, а вы, вы – старый!

– Их внедрили, снабдили этим диким рассказом и внедрили! – снова перебил Кьюри. – Наверное, послали подкинуть какую-нибудь гадость с земли змей. Лучше сжечь их прямо сейчас.

– Тихо! – На этот раз голос Вейджила был резким. – Оомарк Зобак, его сестра Бартаре и Килда с'Рин. – Указательным пальцем он показал на каждого из нас. – Да, я вспомнил! Долгие месяцы искали и так и не нашли никаких ваших следов. Дело оставили только когда началась война. А лотом ни у кого уже не было времени…

– Какая война?

И он рассказал нам; его голос звучал так, будто он старел на глазах, излагая факты – как их знали те немногие, что уцелели на Дилане. Произошло неожиданное нападение неприятельских отрядов с целью захватить кольцо внешних миров. Ее разбили в сражении возле Небулы, но это было только начало. Уничтоженная группа была лишь разведывательным отрядом огромной армады. Последовали рейды и снова нападения. Когда враги-инопланетяне были окончательно разбиты, вся эта секция галактики, некогда цивилизованная, оказалась в хаосе, в котором сильные выживали, а слабые быстро уходили из жизни. Между отдельными солнечными системами, даже между мирами, не осталось коммуникации. Неведомые болезни, распространявшиеся сами по себе или по чьей-то злой воле, превратили некоторые миры в склепы.

На третьем году войны весь Дилан, кроме караульной службы, спешно эвакуировали. Какое-то время поле здесь, на Тамлине, служило центром техобслуживания для небольших военных кораблей. А потом корабли перестали прилетать. Пять лет назад маленький гарнизон выслал свой собственный последний исследовательский корабль, чтобы выяснить, что случилось. Он так и не вернулся. К счастью, на складах рядом с портом оставалась огромная масса запасов топливных элементов.

Землевладения и пастбища давно превратились в пустоши. Несколько остававшихся на Дилане семей съехались в один из кварталов порта и были размещены в зданиях, изначально предназначенных для военного командования. Они все еще проводили постоянный мониторинг внепланетных устройств связи, надеясь уловить какие-нибудь новости. Только вот уже долгое время ничего не слышали.

– Итак, – сказал Кюри, когда Вейджил закончил этот безрадостный доклад, – откуда вы прибыли? Вы беженцы? Или шпионы, которых внедрили, чтобы нас захватить?

Бартаре подошла ко мне. Теперь ее рука дотронулась до моей. Чары, которые когда-то управляли ею, отступили. Ей нужна была та слабая поддержка, которую я могла ей оказать.

– Ну же, – настаивал Кьюри. – Откуда вы прибыли? И не рассказывайте мне о шестидесяти годах из прошлого! Если вас послали враги, вам это не поможет. У нас еще работают поля слежения, и мы не дадим вам их испортить!

– Килда? – Косгро обратился ко мне. Наверное, он считал, что мне скорее поверят, хотя чем больше я думала о нашей истории, тем она мне самой казалась невероятней. Однако кроме правды мы ничего не могли им предложить. Ее я и рассказала им, сократив свой рассказ до изложения голых фактов того, что произошло со мной, с Оомарком и с остальными из нашей маленькой компании. И даже в таком виде история, казалось, заняла много времени и звучала очень странно.

Когда я закончила, первым заговорил Вейджил.

– Другой пространственно-временной континуум, время от времени связанный с другими мирами.

– Хочешь сказать, ты им веришь? – резко спросил Кьюри.

– Такая теория известна, – возразил его начальник. – И она подходит к тому, что я знаю об исчезновении этих троих. – Он жестом указал на детей и меня. – А ты? – Он обратился к Косгро. – Когда ты вошел в этот мир и как?

Джорс снова рассказал о приземлении на планету в качестве исследователя – первопроходца, о том, что случайно попал в серый мир, и о годе, в котором это произошло.

– Год 2301! – Кьюри не скрывал, что не верит.

– Да, 2301 год, – повторил Косгро. – Думаю, я смогу предоставить вам доказательства. Оомарк говорит, что здесь был обнаружен и перевезен в музей исследовательский корабль. Вы все знаете особенности этих машин. Они все на персональном коде и открываются только тому, кто его устанавливает. Если корабль все еще здесь – он откроется только для меня, и ни для кого другого.

Я забыла об этой мере предосторожности исследовательских кораблей. Он не только находился на персональном коде после приземления, так что посторонний в него приникнуть не мог, и в случае необходимости корабль мог служить укрытием, но и внутри был разработан так, что его управление реагировало только на одного человека: на того, кто был его пилотом. Для Джорса не было лучшего способа доказать, кто он, чем войти в этот корабль.

– В музее? – переспросил Вейджил, и потом его голос окрасился волнением. – Конечно, он все еще там. Не было оснований его перемещать.

– Тогда отведите нас к нему, скорее, – потребовал Косгро.

– Оставайся у коммуникатора, – приказал Вейджил Бролстеру. Они вели круглосуточное наблюдение, надеясь, что шепот космоса когда-нибудь подскажет им, что о них не забыли.

Мы спустились на граве и вышли на площадку перед терминалом, выжженную ракетным огнем, но не ощущавшую этого горячего дыхания уже долгие годы. Но не отправились пешком в город-призрак. У Вейджила неподалеку была припаркована наземная машина, и хотя она была маленькая, мы все в нее втиснулись. И когда ехали по пустым улицам, гул мотора отдавался слишком уж громким эхом. Мне все меньше и меньше нравился вид этих слепых окон, и пыли, и сухих листьев, и осыпавшихся обломков у некоторых зданий. Так основательно они были построены, что вполне могли бы простоять здесь и не пятьдесят лет, а и сто, и больше; памятник мертвой колонии… Сколько еще таких миров вращалось вокруг других солнц? А ведь на некоторых, возможно, не осталось даже горстки жителей, которые могли бы проехаться по отдающих эхо городам. Наверное, некоторые были полностью сожжены и превратились в мертвые тлеющие угли, на другие нападала чума, оставляя мертвецов непохороненными лежать там, где они падали. Я старалась не думать об этом. Лучше думать о том, что если уж мы и вернулись в опустевший мир, то по крайней мере в тот, который мы знали, а не в тот серый, населенный чудовищами, что держал нас в плену.