Фредерик Каммер-младший - Темное вторжение

— О, Боже! — Фром вытер пот со своего тройного подбородка. — Что… что это?

— Какая-то странная форма бальзамирования, — пробормотал Бронсон. — Смотрите!

ОН СХВАТИЛ с соседнего инструментального столика тонкий лист металла, покрытый аккуратными буквами.

— Это записка! — Веттнер взял у него лист и стал читать вслух:

«Перед вами моя дочь Анна, которую вы, несомненно, узнали по портрету в библиотеке. Она — объект моего великого эксперимента. Едва ли нужно объяснять, что я предпочел бы провести этот опыт над кем-нибудь другим, но какие бы деньги я ни предлагал, все только смеялись надо мной и называли меня безумцем.

Наверное, я и был безумен, раз сделал такое. Но опухоль в моем мозге оставляла мне слишком мало времени, мне становилось хуже с каждым днем, и я понимал, что если не стану действовать решительно, то могу не успеть провести этот эксперимент. На острове была лишь моя дочь Анна, и я решил пожертвовать ею во имя будущего науки. Проведя ее в лабораторию, я спросил, согласна ли она на эксперимент.

Она говорила со мной мягко, как с сумасшедшим, и ответила, что я слишком многого хочу, требуя, чтобы она навеки рассталась со своим любимым Ральфом Хинтоном. Мысль, что она поставила своего возлюбленного выше меня, своего отца, и даже выше научного прогресса, внезапно наполнила меня безрассудной яростью.

Я швырнул ее на стол и повернул выключатель.

В страхе она закричала, зовя Ральфа, но слова застыли у нее на губах, так как ее уже окутало облако. Ужасное преступление было совершено.

Полный отчет о моих экспериментах вы найдете в лабораторном журнале. Однако, позвольте лишь кратко сказать, что золотистое облако — это электронная материя, то есть промежуточное состояние между чистой энергией фотонов и таким веществом, как камень или железо.

Она создала непроницаемый экран, через который не могут проникнуть ни бактерии, ни любые другие формы жизни, ни даже электромагнитные колебания. Даже световые лучи не могут проникнуть через него. То, что вы видите, всего лишь застывшее в воздухе отражение. Приливная электростанция на берегу дает достаточно тока, чтобы питать этот экран.

Живя в будущем, вы, несомненно, знакомы с постулатом, что время зависит от массы, точнее, время зависит от скорости движения, а она невозможна без массы. Таким образом, если бы Вселенная была абсолютно пустой, то и время было бы абсолютным. В течение трехсот лет моя дочь будет находиться в абсолютном времени, защищенная стеной электронной материи. В состоянии стасиса, свободная от нашего относительного времени.

И ужас, который она испытала триста лет назад, остается неизменным. Для нее не прошло даже мельчайшей доли секунды. Хотя ее жених, ее друзья, как и я сам, давно обратились в прах, для нее все еще длится тот миг ночью двадцать первого ноября 1940-го года, когда я повернул выключатель. Вы можете выключить его. Это черный выключатель возле правой спирали. И я умоляю вас бережно отнестись к моей дочери.

Алексис Коур».

Когда Веттнер закончил читать, его компаньоны долгий миг стояли, затаив дыхание.

— Живая! — пробормотал Бронсон, дергая себя за бороду. — Но как она может оставаться живой после стольких лет?

— Это для нас прошло столько лет, — почти беззвучно ответил Веттнер. — Для нее же, заточенной в темницу абсолютного времени, длится все тот же миг! — Он подошел к выключателю. — Но должны ли… должны ли мы пробудить ее?

— Подождите, — Джон Кросс снял пальто и открыл свою медицинскую сумку. — Ей может потребоваться врач. Шок от внезапной перемены, это, знаете ли, не шутки.

ВЕТТНЕР МОЛЧА взглянул на двух остальных. Они нетерпеливо кивнули. Трясущимися пальцами он повернул медный выключатель.

С резким треском между двумя спиралями перепрыгнула дуга голубого огня. Помещение заполнил острый запах озона. И внезапно золотистое облако исчезло. Как только это произошло, все четверо словно попали под взрывную волну. Яростный порыв энергии ударил по их мозгам, на долю секунды лишив сознания.

Джон Кросс покачал головой, глядя, как Анна Коур лежит на каменном столе. Взгляд ее стал диким, на щеках проступили красные пятна. Искаженные, невнятные слова сорвались с ее губ. Ральф… смерть… вечность…

Кросс понял, что это опасная нервная реакция. Анна была на грани коллапса. Схватив из сумки шприц, он бросился к ней и вонзил иглу в ее руку. Какой-то булькающий звук вырвался из ее горла, и девушка тут же опустилась на стол, погрузившись в глубокий, спокойный сон.

— Гм… — Фром погладил свою лысую макушку. — Я чувствую себя, словно избитый. Моя голова!..

— Когда облако было рассеяно, вырвалась какая-то странная энергия, — голос Веттнера дрожал, но его запавшие глаза светились торжеством. — Старик Коур не был безумным, как мы считали! Представьте себе, что это будет значить для науки! — Он повернулся к Кроссу, державшему запястье девушки. — Как она?

— Пульс нормальный, — кивнул Кросс. — Я вколол ей два кубика торина. Она проспит часов восемь. У нее просто шок. Отец заставил ее лечь на стол, вспыхнул яркий свет, а затем, спустя мгновение, она увидела, что в комнате полно незнакомых мужчин. Вот нервы у нее и не выдержали. Но, думаю, теперь все будет в порядке. Я все же думаю дать ей немного динитриксола. И когда она проснется, ей будет нужно поесть.

— Я отправлюсь в Чикаго и привезу еду, — сказал Веттнер, направляясь к двери. — А вы… думаю, вы захотите изучить оборудование Коура и его лабораторные записи. Примерно через час я вернусь.

— Ликующе потирая руки, он стал подниматься по вырубленной в скале лестнице. — Какая будет сенсация! — то и дело восклицал он.

— Какой триумф для «Фонда»!

СПОРТИВНЫЙ ЦЕНТР был заполнен до самой крыши. Девяносто тысяч взбешенных вентиляторов хрипло завывали, гоняя друг другу спертый воздух. В темноте, точно светлячки, горели бесчисленные сигареты, волны голубого дыма вздымались вверх, кружа в свете прожекторов и постепенно расплываясь широкими кольцами.

Джо Хансен, худощавый белокурый претендент демонстрировал свое мастерство на Спаде Мактиге, квадратном, гориллоподобном чемпионе. Раз за разом Мактиг отступал под диким напором претендента. И раз за разом перчатка Хансена находила лазейку, чтобы врезаться в и без того избитое лицо чемпиона. Хансен становился все более уверенным, наносил все больше точных ударов, а Мактиг, казалось, держался из последних сил.

Внезапно Хансен нанес сильнейший удар. Толпа взревела. Мактиг пошатнулся, но устоял, и отчаянно вошел в клинч. Рефери бросился вперед, чтобы разделить боксеров. Но тут лицо Хансена внезапно стало каким-то пустым. Руки его упали, глаза потускнели. Он пролез под натянутыми канатами и пошел по проходу к северному выходу, двигаясь, как бледнолицый автомат.