Никита Калинин - Под сенью исполинов. Том 2 [СИ]

— Подсказать?.. — ошалело вращал глазами Трипольский. — Подсказать?!. Ты — Объект Ноль! Ты можешь связываться с больными Альцеймером людьми на Земле!

— Мы достаточно много рассказали тебе, мистер Трипольский?

— Но как?!. Феномен Антонова… — не слышал его Фарадей.

— Нет никакого феномена, мистер Трипольский, — мягко, насколько это возможно для динамиков и уэльского акцента, перебил Фрэнки. — Эдуард Кириллович Антонов вошёл в Инструментарий пятого сентября две тысячи одиннадцатого года. Всё доказанное им и всё изобретённое принадлежит Ядру. Он не был гением. Как и многие до него.

— Тесла?..

— Нет. Тесла самородок. Как и Нильс Бор. Как и Лев Ландау. Как «отец протоволн» Надар Мехди. Но таких единицы.

— А Этторе Майорана, видимо, отказался стать инструментом, да?.. — надрывно выпалил Трипольский уже просто потому, что нечего было сказать. И напрасно ждал ответа. Молчание было куда красноречивей. Видимо, гениальный итальянский физик, работавший над теорией нейтрино ещё на заре двадцатого века, не дал своего согласия Ядру… И поэтому пропал бесследно незадолго до начала Второй Мировой.

— Ты готов продолжить, мистер Трипольский? Или тебе нужно питаться?

— Я… готов… продолжить… да… — мямлил Фарадей. Бессмысленный вгляд блуждал по панели с десятками голубых глазков, по выцветшей краске углепластика, по скелету начатого тела.

Теперь — он был готов на всё. Он был уничтожен.

Если даже его кумир не смог в своей жизни ничего, то на что мог рассчитывать он?! Тут не было Ядра. Тут был только он да эти программы-переростки, нейросети-мутанты, поставленные на колею то ли уничтожения человечества, то ли его спасения…

Алан Макленнор не сумел перенести свой разум в искусственный носитель. Это оказалось не под силу даже ему…

Даже?.. Да не был он гением! Макленнор — кукла!..

— Продолжим, — произнёс «человек» и нанопроектор выдал подробное изображение всех групп мышц. — Важно чтобы ты, мистер Трипольский, ни на что мысленно не отвлекался. Не критично, но крайне желательно. Частица Ядра, — он указал на чуть вытянутую вбок голубую каплю по центру панели, — считывает твои мысли и воплощает их.

— Зачем ты повторяешь это? — безразлично спросил Трипольский, поднося руку к капле.

— Повторение улучшает усваиваемость информации человеком. Старым человеком.

Показалось, или помимо акцента он сымитировал ещё и пренебрежение?..

В сущности, было уже всё равно. Фарадей больше не хотел ни спрашивать ничего, ни слышать что-то. Он хотел умереть. Покинуть эту хилую оболочку, напичканную десятком генетических дефектов.

Но, если он умрёт, согласно услышанной теории, он вернётся в Ядро?.. А в Ядро Ясной или Земли? «Возвращаться» никуда не хотелось. Забытие — вот куда бы ему хотелось сейчас. Обратно в тепло мягкой, ласковой тьмы, что предшествует пробуждению после «прыжка»…

— Он червяк! Он не оправдал моих надежд! Ничтожество!

Голос принадлежал ему, Трипольскому. Нависшая над каплей рука затряслась. Та, что уже побывала в протоматерии и, казалось бы, избавилась от тряски. Похолодели ступни, онемел язык. В нос ударила волна ледяного воздуха, вышибая оцепенение напрочь.

Животный страх сожрал решительно все…

Он шёл боком, криво, неестественно: кудрявая голова будто бы мокрая и завёрнута назад, глаза закрыты, рот вкривь, пальцы растопырены — прощупывают воздух.

— Ты видишь его?! — заверещал Трипольский, тыча в уродливую копию себя.

Три «Осы» развернулись разом и уставились троекрестиями в изломанное чучело, от которого несло смертельным холодом даже на расстоянии полутора десятков метров. Оно тут же остановилось. Щёлкнула секунда и…

— Ты неудача Макленнора! Ты ничто! Ты — не жизнь!

Ничего не произошло. Синтетики смотрели прямо на него, но вот шаг, другой, а чудовищная карикатура не трещит, не застывает куском остроконечного льда!

— Это порождение стража, — выцветшая «Оса» говорила равнодушно.

— Но ты видишь?! Видишь?! — визжал Трипольский.

— Мы видим его.

Сердце пропустило удар. Ещё один. Пустой шагал — медленно, коряво, неотвратимо. Карикатурно изуродованное лицо его поворачивалось к Фарадею, и, казалось, медленно раскрывались впалые глазницы.

Осознание прижгло мозг раскалённой монетой: они не влияют на него! Искуственный интеллект внутри «Осы» лишь гениально сконструированная нейросеть, не более! Только разум способен на познание и сомнение! Ещё немного, и Трипольского ждёт встреча с голодной пустотой…

Он бросил быстрый взгляд на остов недоделанного тела, на голубую пуповину от квантового мозга до протоматерии. Глянул на каплю и схватил её.

Боль обожгла будто бы не так сильно. Сотни тончайших манипуляторов основания колонны пришли в движение, но, повинуясь импульсам от капли, заработали в десятки раз быстрей.

Трипольский вдруг успокоился, как будто многое, если не всё вдруг утратило важность. Он отступал спиной к проёму «лифта», к озеру, над которым со страшным шумом и плеском орудовали острые иглы и крючки, цеплявшие протоматерию по капле. Теперь он знал, чего хочет.

— Я сделаю это! Я! — рявкнул Пустой, рывком преодолев несколько метров. — Я сумею то, что ты не сумел! Я докажу свой гений!

— Мистер Трипольский, если ты не снизишь скорость подачи информации, — предупредил Фрэнки, — тебя ждёт истощение и гибель.

— Меня ждёт величие и новая жизнь!

И не понять, кто из них это прокричал — то ли он сам, то ли изломанная копия. Мышцы перетягивали скелет, пустые пока сосуды оплетали их, проникали всюду. Органы рождались один за другим — вой рассекающих воздух манипуляторов заполнил подбрюшье Узла.

Ещё миг. Ещё одну секунду. Да. Теперь ещё одну. Ещё. Шаг. Не смотреть. Только спиной. Не быстро.

Капля трещит… Боль…

Неважно. Важнее выход. Шанс.

— Готовность тела девяносто процентов…

Всем докажу. Каждому. Анфиладой будете ставить памятники. Чередой! Я стану новым. Я начну вас заново. Я.

Я!

Перед глазами уже серела размытая муть, а позади, в каких-то сантиметрах, тягуче возмущалась протоматерия. Боль давно вытеснила всё. Но нужен лишь шаг. Один шаг — и… вечность. Вечность новой жизни.

Сжимая каплю обеими руками, Трипольский откинулся назад, пуская тело в падение.

Но вдруг завис.

Холодом по коже потекла смерть. Он раскрыл глаза и увидел распахнутые глазницы, в которых зиял торжеством энтропии остывший космос. Пустой держал его за руку и тянул к себе.

Капля будто сама влетела в обезображенное лицо двойника. Оно смялось, растеклось, словно бы в сливочное масло бросили нагретый голыш. Хватка ослабла, и Трипольский полетел.

Тощее болезненное тело волнами обволокло жидкое голубоватое пламя. Пуповина, ведущая к квантовому мозгу создаваемого тела, вспыхнула вдруг и замерцала, передавая новый трафик данных. Он не кричал, не бился. Он не страдал. Боли попросту не было, она сгинула раз и навсегда. Трипольский беззвучно смеялся, медленно погружаясь в источник всего на свете, чувствуя, как разум медленно «вытекает». И напоследок выставил руку над собой: указательный к среднему, безымянный с мизинцем, большой — в сторону.