Генри Каттнер - Запомни будущее

И это, конечно, было правдой. Уж этот проклятый электорат! Это было самое слабое звено цепочки доказательств Доусона.

– Человечество сильно изменилось с моего времени, – мрачно продолжал он. – Мне кажется, что вы, Совет, полностью потеряли с ним связь. Человечество приходит в упадок.

Лицо Лорены стало еще серьезней.

– Нет, вы не правы. Физически и психически человек почти совершенен.

– Но он потерял инициативу.

Внезапно Доусон почувствовал необъяснимое напряжение в воздухе. Но шесть лиц перед ним ничуть не изменились. Молчание нарушила Лорена.

– Для вас, человека двадцатого века, инициатива должна казаться очень важным качеством, – хладнокровно сказала она. – Но это приобретенная черта. Человек потерял свой хвост и зубы мудрости, когда они стали больше не нужны. Начиная с первобытных времен, действовал закон выживания наиболее приспособленных. Человек был существом гедонистическим. Самосохранение и сохранение вида – это великие движущие инстинкты. Если у кого-то была инициатива, которая, по сути, является формой эгоизма, тот просто не выжил. Вы согласны?

ДОУСОН БЫЛ вынужден кивнуть.

– Итак, нынче у нас почти идеальное управление, социальное и политическое. Шесть лучших человек жертвуют собой, как сказали бы вы, во имя служения расе. В этих шестерых очень развиты все необходимые черты. Остальное человечество в них больше не нуждается. Уже нет борьбы за выживание. Нет никаких преступлений, нет ревности, жадности… Счастье является прерогативой каждого. Таким образом, инициатива стала ненужной и исчезла в человечестве. В свое время таким бесполезным органом был аппендикс, и многие умерли из-за него. Если бы сегодня существовала инициатива…

Она не закончила. В этом не было необходимости. Параллель и так было очевидна. И все это было невероятно убедительно.

Тогда Доусон перешел к следующей теме.

– Почему так и не были развиты космические путешествия?

– Мы не нуждаемся в них для нашего счастья.

– У вас не ведется никаких исследований. Вы находитесь в состоянии стагнации. Никто из вас уже не может ощутить трепет, когда человек проникает туда, куда еще не ступала его нога – в глубины океана, на вершину гималайского пика или в космос.

– Это была просто компенсация, – твердо заявила Лорена, – результат психического дисбаланса, комплекс неполноценности. Сегодня не требуется самовосхваление. Человечество здорово как физически, так и психически.

Доусон заморгал, чувствуя себя насекомым под микроскопом.

– Конечно, – сказал он, – так можно рационализировать все что угодно. Любовь всего лишь дисбаланс работы желез…

Губы женщины чуть приоткрылись.

– Любовь… – нахмурившись, пробормотала она.

– Возможно, это одна из тех вещей, которые вы забыли, когда присоединились к Совету. Но это первичный импульс, как и инициатива. А что случилось с самосохранением?

– Сегодня оно не нужно.

– Вот человек и выродился, – возразил Доусон. – Человеческая раса – это раса бойцов, и всегда была ею. Вы не можете вырезать наследие, восходящее еще к юрскому периоду, не вызвав слабости в человечестве. В нынешних людях чего-то не хватает…

– Что вы хотите? – внезапно спросила Лорена.

Теперь, когда Доусон стоял лицом к Совету, им овладела критическо-ироническая бесшабашность от собственной смелости.

– Я хочу, чтобы вы отреклись от этой должности по собственной воле.

Наступила тишина. И это поразило Доусона. Ему показалось странным, что никто не рассмеялся.

Ни слова не говоря, Лорена встала и вышла через панель, открывшуюся при ее приближении.

– Вы просите нас откинуть человечество на пятьсот лет назад и заставить его вести тот образ жизни, для которого оно больше не подходит? – сказал один из старших мужчин.

О, ГОСПОДИ! Неужели эта фантастическая группа серьезно рассматривает его требования? Доусон почувствовал удивление, постепенно переходящее в недоумение.

– Человечество может приспособиться, – сказал он. – Оно может вернуть себе инициативу.

– И многие умрут. Не для этого целых пятьсот лет велись наши работы. Мы вынуждены ответить вам отказом. И, для вашей же собственной безопасности, мы вынуждены поставить вас под наблюдение, пока вы не достигнете счастья. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам.

– Мне не нужно никаких наркотиков, – огрызнулся Доусон.

Затем он увидел, что Лорена возвращается. Она молча заняла свое место на скамейке, не спуская с него какого-то странного взгляда.

– Вы должны понять нашу ситуацию, – продолжал старший член Совета. – Вы фальшивая нота в нашем мире. Много лет не возникало никаких проблем. Мы хотим вылечить вас.

Доусон снова скосил глаза на свой хронометр.

– Это ваше последнее слово?

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду ультиматум. Даю вам тридцать секунд, чтобы передумать.

Мужчина начал было что-то говорить, но Лорена подняла руку, перебив его. Она глядела на Доусона, и он снова почувствовал в ее серых глазах какое-то утонченное издевательство. Но она ничего не сказала.

Наступила тишина, наполнившая комнату, точно вода, неподвижная и гнетущая. Доусон почувствовал, как мимо скользят секунды. Скоро наступит полдень – крайний срок. И самолеты начнут атаку.

Он сел и стал ждать.

Не было ни единого звука. Глаза Совета были бесстрастным, непостижимыми. Казалось, все они повторяли взгляд Лорены.

И ТО, ЧЕГО ждал Доусон, случилось внезапно, без предупреждения.

По каждой клеточке его тела пронесся покалывающий шок. Доусону показалось, что из него внезапно вышла вся жизнь. Прекратилось движение воздуха через ноздри. Он перестал дышать.

Ничто другое не изменилось. Совет сидел неподвижно. Они были парализованы лучами, залившими здание Капитолия. Молекулярное движение было остановлено.

Это походило на паралич.

Доусон попытался шевельнуться и обнаружил, что не может. Он попытался отвести взгляд от лица Лорены, и это тоже оказалось невозможно. Он не знал, сколько прошло времени. Он мог лишь беспомощно сидеть, понимая, что то же самое, должно быть, произошло со всеми, кто находился в радиусе вибрационных лучей.

Он почувствовал торжество. Начался государственный переворот и, в скором времени, будет нанесен заключительный удар!

Затем ему показалось, что он слышит приближающиеся шаги… Нет, это была иллюзия. Его органы чувств больше не работали. Он онемел, оглох, хотя и не ослеп. Или, возможно, его мозг просто сохранил последнее впечатление, которое посылали ему зрительные нервы.

Доусон мысленно представил себе, что происходит наверху. Один из самолетов приземляется на крышу куба, из него выскакивают люди в защитных костюмах. Они должны найти путь сюда, разоружить и захватить Совет, хотя никакого оружия не было видно у этих, очень легко одетых тел. Тогда лучи будут отключены…