Генри Каттнер - Запомни будущее

Он проводил много дней и ночей, наслаждаясь различными развлечениями в Дасони, а таких здесь было много. Здесь разводили лошадей ради красоты скачек, а также возродили древнее искусство охоты. Доусон стал экспертом в искусстве соколиной охоты. Бетья помогала ему в этом, поскольку в ее обязанность входило обслуживание вольеров, наполненных удивительным ассортиментным птиц, из них некоторые были знакомы Доусону – малиновки, цапли, голуби, – а другие совершенно новые, в том числе крошечный пингвин, популярный в качестве домашнего животного.

Бетья дала ему сокола недавно выведенной породы, обученного долгим полетам, с некоторыми новыми чертами, которые Доусону показались интересными. Например, сокол мог петь, как канарейка. Доусон рассказывал Бетье о птицах своего времени, и, к ее удивлению, сообщил ей, что голуби когда-то использовались для передачи сообщений, а пеликаны для ловли рыбы, и много других интересных историй.

Доусону были открыты все удовольствия Дасони, и казалось, развлечения все множились. За всем этим он чувствовал определенные мотивы. Походило на то, что его словно одурманивали удовольствиями и наслаждениями, чтобы он постоянно был доволен и не начал бы размышлять. Но Доусон не был продуктом двадцать шестого века. Он был анахронизмом, и потому всегда был опасен.

Вечером, ужиная ночью в саду на крыше в отдельной стеклянной комнате, откуда открывалось отличное зрелище, объемный калейдоскоп радужных цветов и меняющихся геометрических узоров, Доусон внимательно разглядывал Бетью. На нем теперь была соответствующая здешнему веку одежда: шорты и безрукавка, также сандалии из гибкой кожи, и Доусон снова выглядел здоровым. Сломанная рука почти зажила.

– Вы явно хотите поговорить со мной, Бетья, – наконец, сказал он. – О чем именно?

ДЕВУШКА ОГЛЯДЕЛАСЬ и пристально уставилась на него.

– Я боялась поговорить с кем-то другим, но вы… Вы сильный, Сэфен. И не такой, как другие. Хотя я боюсь, что даже вы не сумеете мне помочь.

Доусон потянулся, демонстрируя свою худощавую, жесткую фигуру, загорелый и очень опасный. Бетья наблюдала за ним.

– Это вы о Фереде, не так ли?

– Да, – кивнула девушка. – Он не принадлежит Совету. Я… Я хочу, чтобы он вернулся, Сэфен.

– Но вы же разговаривали с ним.

– Это был не Феред. Не тот Феред, которого я знала.

Доусон прищурился.

– Правильно. И я не верю в его историю о какой-то тайной мудрости, которую Совет поведал ему, и которая изменила его характер.

И было кое-что еще, о чем Доусон не упомянул. Феред не мог бы поверить в глупость Доусона после тех разговоров, которые они вели друг с другом. Неужели юноша все забыл? Это смешно, разве что…

– Эти психографы… – сказал он. – А есть такие машины, которые могли бы изменить сознание человека?

Бетья нахмурилась.

– Я уже думала об этом. Я подозревала, что что-то случилось с Фередом, что изменило его психику…

– Уничтожило все его эмоции, да? Превратило его в холодную логическую машину?

– Вы поможете мне спасти его, Сэфен? – прошептала девушка.

– Не знаю. Это будет очень трудно…

– Ты не похож на других мужчин.

Доусон знал, что это правда.

– Кажется, ваша раса приходит в упадок, – сказал он. – Шестьсот лет не такое уж длительное время для подобных изменений, но при надлежащем руководстве и специальном обучении это возможно. Развитие человеческой расы остановилось. И мне кажется, Совет поощряет это.

Он помолчал, затем продолжал.

– С вашим Советом что-то не так. Я не могу ткнуть пальцем и сказать, что именно, но все время чувствую это. Вы не можете это почувствовать, Бетья, потому что вас, как и весь остальной мир, обучали по-другому. Но…

– Продолжайте!

Голубые глаза девушки широко раскрылись. Доусон повертел в руке свой стакан.

– Члены Совета кажутся мне какими-то безэмоциональными. А сам Капитолий – всего лишь простой каменный куб без всяких украшений. Это нелепо, если вспомнить, как прекрасны другие ваши города. И опять же, судя по всему, человечество вполне могло уже развить космические путешествия. Но этого даже не пробуют. Совет держит в своих руках всю науку. Но ведь это тоже форма деспотизма.

– Совет делает это для всеобщего блага.

– С виду, вроде бы, да. Но люди, которые принимают наркотики, тоже получают удовольствие, а потому не понимают, что творится что-то не то. Здесь люди, вроде бы, могут делать все, что захотят. Но что может угрожать власти Совета?

БЕТЬЯ НЕ ОТВЕТИЛА, и Доусон продолжал:

– Наука. Новые открытия, новое оружие. Люди вынуждены нести все новые идеи в Совет, не заботясь о том, чтобы самим разобраться в них до конца. Человечество находится под постоянной промывкой мозгов. Оно остановилось, как стадо овец на пастбище. Овцы могут быть благодарны пастуху за то, что он привел их на хорошую траву, но, в конце концов, они все равно превратятся в баранину.

– Совет правил пятьсот лет…

– Я не разбираюсь во всем этом. Например, эти избранники. Члены Совета выбираются из лучших людей. Но почему после этого их изолируют от мира? Члены Совета умны – даже чертовски умны. Но посмотри на Фереда. Он явно наступил Совету на ногу, но не получил при этом никаких проблем. Они просто сделали его жизнь легкой и дали ему все, чего он хотел. Возможно, это хорошая идея: давать людям все, чего они хотят, чтобы они не причиняли впоследствии трудностей. – Он жестом указал на прекрасный город, расстилавшийся внизу. – Это красиво, но это застой. Из человечества каким-то образом была удалена всяческая инициатива. Остались лишь основные человеческие эмоции. Лично я считаю, что лучше всего было бы вылечить все человечество. Вытолкнуть его из наезженной колеи. Теперь ни у кого нет сил и уверенности в себе. Если что-то пойдет не так, просто бегите к Папе. К Папе-Совету. Папа все наладит и все исправит. И это тайна тайн.

– Я бы хотела уничтожить Совет, – внезапно выдохнула Бетья, и Доусон испуганно взглянул на нее.

– Вот как? Ну-у… Наверное, я ошибаюсь, и в людях еще осталось достаточно инициативы. Нужно упразднить Совет. Какое-то время люди окажутся беспомощными, затем научатся думать самостоятельно. Снова начнется прогресс. – Он подергал себя за мочку уха. – Я боюсь, Бетья. В Совете явно что-то происходит. Помните, что я сказал об овцах и баранине?

Наступила тишина. Наконец, Доусон пожал плечами.

– Я вел себя глупо. Это случалось раньше, когда я помог революции в Южной Америке, но тут нет параллели. Мне вовсе не нравится идея погружения в ступор вместе с остальной частью человеческой расы. Тем не менее, нельзя сражаться со всем миром, а Совет владеет всей наукой и всем оружием.

– Не всем, – сказала Бетья. – Документы Фереда… у меня остались их копии. Я пролила воду на оригинал и сделала для него новый экземпляр. А первоначальный все еще у меня. – Бетья схватила Доусона за руку. – Разве вы не можете что-то сделать, Сэфен? Я помогу вам всем, чем смогу. Я хочу, чтобы Феред вернулся ко мне, даже если для этого нужно уничтожить Совет!