Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

Элейн и С’джоан посмотрели.

– Ты видишь, С’джоан? – настойчиво спросил Охотник. – Видишь? Эпохи вращаются в ожидании этого мгновения, дитя. Ты видишь это? Видишь себя?

Элейн взглянула на маленькую девочку-собаку. С’джоан почти перестала дышать. Она смотрела на чудной симметричный узор, словно это было окно в дивные миры.

Охотник рявкнул во весь голос:

– С’джоан! Джоан! Джоанни!

Девочка не ответила.

Охотник подошел к ней, легко шлепнул ее по щеке, снова крикнул. С’джоан по-прежнему смотрела на затейливый узор.

– Теперь, – сказал Охотник, – мы с тобой займемся любовью. Ребенок отправился в мир счастливых грез. Этот узор – мандала, пережиток невероятно далекого прошлого. Он приковывает человеческий разум. С’джоан не увидит нас и не услышит. Мы не поможем ей достичь ее судьбы, если сперва не займемся любовью.

Прижав ладонь ко рту, Элейн попыталась перебрать в уме симптомы, чтобы сохранить присутствие духа. Не сработало. Ее окутали расслабленность, счастье и покой, каких она не испытывала с самого детства.

– Ты думала, я охочусь телом и убиваю руками? – спросил Охотник. – Никто не сказал тебе, что добыча приходит ко мне сама, что, умирая, животные кричат от наслаждения? Я телепат и работаю по лицензии. Сейчас я получил ее от покойной госпожи Панк Ашаш.

Элейн знала, что разговор подошел к концу. Трепещущая, счастливая, напуганная, она рухнула к нему в объятия и позволила отвести себя к дивану у стены черно-золотой комнаты.

Тысячу лет спустя она целовала его в ухо и шептала ему нежные слова – слова, о существовании которых раньше даже не догадывалась. Должно быть, она услышала их от бокса-сказителя, сама о том не подозревая.

– Ты моя любовь, – говорила она, – мой единственный возлюбленный, мой милый. Никогда, никогда не оставляй меня; никогда не бросай меня. Охотник, я так тебя люблю!

– Мы расстанемся, прежде чем кончится завтрашний день, – ответил он, – но встретимся снова. Ты понимаешь, что прошло лишь чуть более часа?

Элейн вспыхнула.

– И я… – запинаясь, произнесла она, – я… голодна.

– Вполне естественно, – сказал Охотник. – Скоро мы разбудим девочку и вместе поедим. А затем свершится история, если только никто не вмешается и не остановит нас.

– Но, милый, – возразила Элейн, – не можем ли мы продолжить наше занятие, хотя бы на время? Год? Месяц? День? А пока отправим девочку обратно в туннель.

– Нет, – ответил Охотник, – но я спою тебе песню, которая пришла мне в голову, про тебя и меня. Я долго сочинял ее, но теперь она готова. Слушай.

Он взял ее ладони в свои, спокойно, искренне посмотрел ей в глаза. Ничто в нем не выдавало телепатической силы.

Он спел ей песню, которую мы знаем под названием «Я любил тебя – и потерял тебя».

Его пальцы двигались в воздухе, и из-под них лилась тихая музыка, похожая на органную. Элейн прежде встречала музыкальные лучи, но никто никогда не играл на них для нее.

Когда он закончил петь, она всхлипывала. Это было так правдиво, так чудесно, так душераздирающе.

Он держал ее правую руку в своей левой, но сейчас внезапно отпустил и поднялся.

– Сперва работа. Потом еда. Рядом кто-то есть.

Он быстро подошел к маленькой девочке-собаке, которая по-прежнему сидела на стуле и смотрела на мандалу широко распахнутыми сонными глазами. Охотник обхватил голову девочки двумя ладонями и твердо, но нежно заставил ее отвести глаза от узора. Она забилась в его руках, затем полностью очнулась.

– Это было приятно, – улыбнулась она. – Я отдохнула. Сколько времени прошло… минут пять?

– Больше, – мягко ответил Охотник. – Я хочу, чтобы ты взяла Элейн за руку.

Несколько часов назад Элейн запротестовала бы против такой нелепости, как взять за руку недочеловека. Сейчас она молча подчинилась, с любовью глядя на Охотника.

– Вам обеим не нужно знать слишком много, – сказал Охотник. – Ты, С’джоан, получишь все, что есть в наших сознаниях и воспоминаниях. Ты станешь нами обоими. Навсегда. И встретишь свою блистательную судьбу.

Маленькая девочка вздрогнула.

– Это правда тот самый день?

– Да, – ответил Охотник. – Будущие эпохи запомнят эту ночь. А ты, Элейн, – обратился он к ней, – должна просто любить меня и стоять неподвижно. Ты понимаешь? Ты увидишь потрясающие вещи, и некоторые будут пугающими, но они ненастоящие. Просто стой спокойно.

Элейн безмолвно кивнула.

– Во имя Первого забытого, во имя Второго забытого, во имя Третьего забытого, – произнес Охотник. – Ради любви людей, что подарит им жизнь. Ради любви, что подарит им честную, быструю смерть… – Он говорил четко, но Элейн не понимала слов.

Великий день настал.

Она это знала.

Она не знала, откуда знает, но знала.

Госпожа Панк Ашаш проникла через сплошной пол в своем приветливом теле робота. Подошла к Элейн и прошептала:

– Не бойся, не бойся.

Бояться? – подумала Элейн. Сейчас не время для страха. Ведь это так интересно.

Словно в ответ на ее мысли чистый, сильный мужской голос произнес из пустоты:

Пришло время смелого разделения.

С этими словами словно лопнул пузырь. Элейн почувствовала, как смешиваются их личности, ее и С’джоан. С обычной телепатией этот опыт был бы жутковатым. Но это было не общение. Это было существование.

Она стала Джоан. Ощутила чистое маленькое тельце в аккуратной одежке, форму маленькой девочки. Было странно приятным и знакомым в самых отдаленных уголках разума помнить, что когда-то ее тело было таким же – с плоской, невинной грудью, незамысловатой промежностью, пальцами, которые по-прежнему казались отдельным, живым продолжением ладони. Но разум… разум этого ребенка! Он походил на огромный музей, свет в который проникал сквозь роскошные витражные окна и был завален всевозможными красотами и сокровищами, сдобрен странными ароматами, медленно плывшими в неподвижном воздухе. Ум С’джоан восходил к древним временам цветов и роскоши. С’джоан была лордом Инструментария, человеком-обезьяной в космическом корабле, другом милой покойной госпожи Панк Ашаш и самой Панк Ашаш.