Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

– Белое вино? Белое вино?

В его жизни вот-вот появится К’мелл, но он об этом не догадывался. Она была обречена на победу, пусть сама об этом и не знала.

Когда человечество вошло в эпоху Переоткрытия человека, вернув себе правительства, деньги, газеты, национальные языки, болезни и внезапные смерти, возникла проблема недолюдей: они не были людьми, а были выведены из земных животных, которым придали человеческий облик. Они могли говорить, петь, читать, писать, работать и умирать; но их не касались человеческие законы, которые просто определяли недолюдей как «гомункулов» и давали им статус, близкий к статусу животных и роботов. Настоящих же людей из других миров всегда называли «гоминидами».

Большинство недолюдей делали свою работу и покорно мирились с положением полурабов. Некоторым удавалось прославиться – например, К’макинтош стал первым земным существом, совершившим пятидесятиметровый прыжок в длину при нормальной силе тяжести. Его дочь, К’мелл, была эскорт-девушкой и зарабатывала себе на жизнь, встречая прибывавших на Землю людей и гоминидов из иных миров и помогая им почувствовать себя как дома. Она имела право трудиться в Землепорту, но работа у нее была тяжелая и низкооплачиваемая. Люди и гоминиды так долго жили в богатом обществе, что не знали, каково это – быть бедными. Однако лорды Инструментария постановили, что недолюди – животного происхождения – должны жить в экономических условиях Древнего мира; у них должна быть своя валюта, чтобы платить за жилье, пищу, имущество и образование детей. Если они разорялись, их отправляли в Нищий дом, где безболезненно усыпляли в газовой камере.

Очевидно, человечество, решив все свои основные проблемы, не было готово позволить земным животным – каким бы модификациям их ни подвергли – полностью сравняться с людьми.

Лорд Жестокость, седьмой в роду, осуждал подобную политику. Он был человеком, который мало кого любил, ничего не боялся, мог позволить себе амбиции и приверженность работе; однако в парламенте бурлят страсти, по глубине и напряжению подобные любовным эмоциям. Две сотни лет Жестокость считал себя правым, но оставался в меньшинстве, и это породило в нем яростное желание добиться своего.

Жестокость был одним из немногих настоящих людей, веривших в права недолюдей. Он считал, что человечеству никогда не исправить древних проступков, если сами недолюди не получат некоторые инструменты власти – оружие, тайные организации, богатство и (в первую очередь) структуру, которая позволит им бросить вызов человеку. Он не боялся революции, но жаждал справедливости с одержимостью, бравшей верх над всеми прочими рассуждениями.

Когда лорды Инструментария прослышали о тайном сговоре недолюдей, они предоставили разбираться с этим механической полиции.

Но не Жестокость.

Он создал собственную полицию, состоявшую из недолюдей, в надежде привлечь на службу врагов, которые увидят в нем дружественного противника и со временем обеспечат ему связи с предводителями недолюдей.

Если эти предводители и существовали, они были умны. Чем эскорт-девушка вроде К’мелл выдала тот факт, что является лидером агентурной сети, проникшей в сам Землепорт? Если предводители и существовали, им следовало соблюдать крайнюю осторожность. Контролеры-телепаты, как человеческие, так и механические, следили за каждой мыслеволной, проводя случайные проверки. Даже компьютеры не показывали ничего более значимого, чем маловероятные уровни счастья в сознаниях, у которых не имелось объективных причин быть счастливыми.

Смерть отца К’мелл, самого знаменитого кота-атлета из всех, что когда-либо рождались среди недолюдей, обеспечила лорду Жестокость первую конкретную ниточку.

Он лично отправился на похороны, в ходе которых тело должны были запустить в космос в ледяной ракете. Скорбящие стояли вперемешку с любопытными зеваками. Спорт не знает государственных, расовых, мировых и видовых рамок. Там были гоминиды: настоящие, стопроцентные люди, они выглядели странно и жутковато, потому что сами или их предки подверглись телесным модификациям, дабы соответствовать условиям жизни тысячи миров.

Там были недолюди, «гомункулы» животного происхождения, большинство – в рабочей одежде; они больше походили на людей, чем настоящие люди из других миров. Тем, кто был наполовину меньше или в шесть раз больше человека, не позволяли вырасти. Все должны были обладать человеческими чертами и приемлемыми человеческими голосами. Наказанием за плохую учебу в начальной школе была смерть. Жестокость оглядел толпу и сказал себе: Мы задали этим людям сложнейшие стандарты выживания и сделали ужаснейший стимул, саму жизнь, условием абсолютного прогресса. Как можно быть такими глупцами и считать, что они нас не одолеют! Судя по всему, другие люди в толпе думали иначе. Они требовательно хлопали недолюдей тростями, хотя это были похороны недочеловека, и люди-медведи, люди-быки, люди-кошки и все прочие мгновенно, с извинениями, уступали им место.

К’мелл стояла рядом с ледяным гробом отца.

Жестокость не просто посмотрел на нее – а это зрелище было приятным. Он совершил поступок, неприличный для простого гражданина, но позволительный для лорда Инструментария: он заглянул ей в разум.

И увидел кое-что неожиданное.

Когда гроб отбыл, она воскликнула: Ии-телли-келли, помоги мне! Помоги мне!

Она мыслила фонетически, а не словами, и для поисков у лорда был только грубый звук.

Жестокость не стал бы лордом Инструментария, если бы не проявил смелость. Его ум был быстрым, слишком быстрым для настоящей рассудительности. Он мыслил образно, а не логически. Он вознамерился навязать девушке свою дружбу.

Жестокость решил дождаться подходящего момента, но потом передумал.

Когда после похорон К’мелл отправилась домой, он проник в круг ее мрачных друзей, недолюдей, пытавшихся оградить ее от соболезнований невоспитанных, но искренних любителей спорта.

Она узнала его и проявила должное уважение.

– Мой лорд, я не ожидала увидеть вас здесь. Вы знали моего отца?

Он кивнул и выразил свои сочувствие и печаль звучными словами, которые вызвали одобрительный шепот у людей и недолюдей.

Однако левой рукой, висевшей вдоль левого бока, он, несколько раз стукнув большим пальцем о средний, подал известный сигнал – тревога! тревога! – которым пользовался персонал Землепорта, когда требовалось предупредить коллегу, не потревожив при этом путешественников из других миров.

К’мелл была так расстроена, что едва все не испортила. Он еще не кончил свою высокопарную речь, когда она воскликнула громким, чистым голосом:

– Вы обращаетесь ко мне ?