Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

Мартел вообразил довольную, жестокую улыбку на мертвом лице Вомакта – улыбку человека, который считает себя правым и видит, что его правоту поддерживают и подкрепляют вооруженные силы.

Мартел в последний раз попытался освободиться.

Мертвые руки крепко держали его. Они сцеплялись, будто тиски, пока глаза владельцев не высвобождали их; как иначе сканеры смогли бы пилотировать корабли месяц за месяцем?

Тогда Мартел крикнул:

– Достопочтимые сканеры, это узаконенное убийство!

Его никто не услышал. Он был в кренче – и он был один.

Тем не менее он крикнул снова:

– Вы ставите под угрозу братство!

Никакой реакции.

Эхо его голоса разнеслось по залу. Ни одна голова не повернулась. Никто не встретился с ним взглядом.

Сканеры разбились на пары для беседы, и Мартел понял, что они избегают смотреть на него. Он видел, что никто не желает следить за его речью. Он знал, что за равнодушными лицами друзей скрывались сочувствие или веселье. Знал, что они считали его кренчнутым – глупым, обычным, человекообразным, временно не-сканером. Но он понимал, что в этом вопросе мудрость сканеров ничего не значила. Он понимал, что только сканер в кренче может самой своей кровью ощутить ярость и гнев, которые преднамеренное убийство вызовет у Иных. Он понимал, что братство подвергает себя опасности – и понимал, что древнейшей прерогативой закона являлась монополия на смерть. Даже Древние нации во времена Войн, до Диких машин, до Животных, до того, как люди отправились Наверх-и-Наружу, – даже они знали это. Как Древние это излагали? Убивать должно только Государство. Государства исчезли, но остался Инструментарий, а Инструментарий не прощал того, что происходило на Землях без его санкций. Смерть в Космосе была бизнесом, правом сканеров; как мог Инструментарий навязывать свои законы там, где люди просыпались лишь для того, чтобы умереть от Великой боли? Инструментарий мудро оставлял Космос сканерам – а братство мудро не вмешивалось в дела Земель. Но теперь братство само собирается поступить как банда преступников, толпа головорезов, глупых и безрассудных, словно кланы Непрощенных!

Мартел понимал это, потому что был в кренче. Будь он хаберманом, думал бы разумом, а не сердцем, нутром и кровью. Откуда другим сканерам это понимать?

Вомакт в последний раз вернулся на трибуну: Комитет завершил встречу, и его воля будет исполнена. Он добавил вслух:

– Старшие среди вас, я прошу верности и молчания.

Два сканера отпустили руки Мартела. Он растер онемевшие ладони, встряхнув ледяными пальцами, чтобы восстановить кровообращение. Освободившись, он начал размышлять, что еще может сделать. Он просканировал себя: кренч держался.

Возможно, у него есть час; возможно – день. Он сможет действовать и как хаберман, но говорить посредством пальца и планшета будет неудобно. Он огляделся в поисках Чана. Увидел друга, который терпеливо застыл в тихом углу. Мартел двигался медленно, чтобы не привлекать к себе чрезмерного внимания. Он встал перед Чаном так, чтобы его лицо было на свету, и произнес губами:

– Что нам делать? Ты ведь не собираешься позволить им убить Адама Стоуна? Ты понимаешь, что работа Стоуна может значить для нас, если он преуспеет? Больше никакого сканирования. Никаких сканеров. Никаких хаберманов. Никакой Боли Наверху-и-Снаружи. Говорю тебе, если бы все остальные были в кренче, как я, они бы взглянули на это с позиции человека, а не ограниченной, безумной логики, к которой прибегли на собрании. Мы должны их остановить. Как нам это сделать? Что нам делать? Что думает Парижански? Кого выбрали?

– На какой вопрос ты хочешь услышать ответ?

Мартел рассмеялся. (Смеяться было приятно, несмотря ни на что; это было по-человечески.)

– Ты мне поможешь?

Взгляд Чана скользнул по лицу Мартела, и он ответил:

– Нет. Нет. Нет.

– Не поможешь?

– Нет.

– Почему нет, Чан? Почему?

– Я сканер. Голосование состоялось. Ты бы поступил так же, если бы не твое необычное состояние.

– Я не в необычном состоянии. Я в кренче. Это всего лишь означает, что я вижу мир так, как его видят Иные. Я вижу глупость. Безрассудство. Эгоизм. Это убийство.

– Что именно? Разве ты не убивал? Ты не принадлежишь к Иным. Ты сканер. Будь осторожен, иначе пожалеешь о своих поступках.

– Но почему же ты голосовал против Вомакта? Разве ты не понял, что Адам Стоун означает для всех нас? Жизнь сканеров будет напрасной. И слава богу! Неужели ты не понимаешь?

– Нет.

– Но ты говоришь со мной, Чан. Ты мой друг?

– Я говорю с тобой. Я твой друг. Как же иначе?

– Но что ты собираешься делать?

– Ничего, Мартел. Ничего.

– Ты поможешь мне?

– Нет.

– Даже не поможешь спасти Стоуна?

– Нет.

– Тогда я обращусь за помощью к Парижански.

– Это бесполезно.

– Почему? Сейчас он человечней тебя.

– Он тебе не поможет, потому что у него есть работа. Вомакт назначил его убийцей Адама Стоуна.

Мартел умолк на полуслове. Принял позу: Благодарю тебя, брат, и удаляюсь.

У окна он повернулся и оглядел комнату. Увидел, что Вомакт смотрит на него. Принял позу: Благодарю тебя, брат, и удаляюсь , – снабдив ее уважительным жестом, который использовали в присутствии старших. Вомакт увидел жест, и его жестокие губы шевельнулись. Мартел вроде бы уловил слова: «…береги себя…» – но не стал вглядываться. Шагнул назад и выпал из окна.

Оказавшись вне видимости остальных сканеров, он придал воздушному кителю максимальную скорость и поплыл по воздуху, внимательно сканируя себя и снижая уровень адреналина. Затем он сделал высвобождающий жест – и ощутил кожей лица поток холодного воздуха, напоминавший бегущую воду.

Адам Стоун должен быть в Главном наземном порту.

Адам Стоун должен быть там.

Не удивится ли он ночной встрече? Встрече с диковиннейшим созданием, первым сканером-отступником. (Внезапно Мартел осознал, что думает о самом себе. Мартел, Предатель Сканеров! Это звучало странно и скверно. Но как насчет Мартела, Верного Человечеству? Чем не компенсация? И если он одержит победу, то получит Люси. Если же проиграет, то не потеряет ничего, неучтенный, заменимый хаберман. Да, он был таким. Но какое значение это имеет в сравнении с колоссальной наградой – человечеству, братству, Люси?)

Мартел подумал: Сегодня у Адама Стоуна будет два гостя. Два сканера, два друга. Он надеялся, что Парижански по-прежнему его друг.

– И судьба мира зависит от того, кто из нас доберется к нему первым.

Многогранные в своей яркости огни Главного наземного порта сверкнули в тумане впереди. Мартел увидел внешние башни города, заметил фосфоресцирующий контур, сдерживавший натиск Пустошей – Животных, Машин и Непрощенных.