Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

Всего этого у мистера Больше-не-седого не было; он обладал возрастом, но не его стигматами; он состарился, но не получил естественных меток старения; он прожил жизнь, не живя во времени и в мире, где большинство людей оставались молодыми – и жили слишком много.

Он был полной противоположностью ее матери, и Хелен ощутила укол смутного предчувствия, что этот человек имеет огромное значение для ее будущего, желает она того или нет. Она увидела в нем молодого холостяка, преждевременно состарившегося; мужчину, отдавшего свою любовь пустоте и кошмару, а не материальным наградам и разочарованиям человеческой жизни. Весь космос был его возлюбленной – и космос обошелся с ним сурово. Еще молодой, он был старым; уже старый, он был молодым.

Никогда прежде она не встречала такого сочетания – и подозревала, что никто не встречал. В начале жизни он обладал печалью, состраданием и мудростью, какие большинство людей обретают лишь в конце.

Он первым нарушил молчание:

– Вы действительно сказали, что записались в моряки?

Даже самой Хелен ее ответ показался глупым и девчачьим:

– Я первая женщина, обладающая нужной научной подготовкой и достаточно молодая, чтобы пройти физические…

– Должно быть, вы необычная девушка, – мягко произнес он.

Хелен осознала, с трепетом и со сладостной, горько-реальной надеждой, что этот молодой-старый мужчина со звезд никогда не слышал про «совершенного ребенка», над которым смеялись в момент его рождения, отцом которого была вся Америка, который был знаменитым, странным и таким одиноким, что даже не мог себе представить, каково это – быть обычным, счастливым, скромным и простым.

Только мудрый безумец, прилетевший со звезд, может не заметить, кто я такая , подумала она, а ему сказала:

– Нет смысла обсуждать мою «необычность». Я устала от этой Земли, и поскольку мне необязательно умирать, чтобы ее покинуть, я бы хотела отправиться к звездам. Мне почти нечего терять… – Она начала рассказывать ему про Мону Маггеридж, но вовремя спохватилась.

Полные сочувствия серые глаза смотрели на нее, и сейчас ситуацию контролировал он, а не она. Она изучала эти глаза. Они не закрывались сорок лет в почти абсолютной темноте крошечной кабины. Тусклые циферблаты вспыхивали пылающими солнцами на его усталой сетчатке, прежде чем он успевал отвести взгляд. Время от времени он выглядывал в черную пустоту и видел силуэты парусов, почти черные на фоне непроглядной черноты, милями своих полотнищ впитывающие давление самого света и несущие моряка с его замороженным грузом на невозможных скоростях сквозь океан непостижимой тишины. И то, что совершил он, желала совершить она.

Взгляд его серых глаз обернулся улыбкой на губах. На юном-старом лице, мужском по форме и женском по фактуре, улыбка казалась невероятно нежной. Хелен едва не заплакала, увидев, как он улыбается ей подобным образом. Этому учились люди среди звезд? Заботиться о других и раскрываться перед ними лишь ради того, чтобы выказать любовь, а не пожрать жертву?

– Я вам верю, – сдержанно произнес он. – Вы первая, кому я поверил. Все эти люди утверждали, что тоже хотят быть моряками, даже мне в лицо. Они не понимали, что это значит, но все равно утверждали, и я ненавидел их за эти слова. Но вы… вы другая. Быть может, вы отправитесь к звездам, хотя я надеюсь, что этого не произойдет.

Словно очнувшись ото сна, он оглядел роскошную комнату со сверкающими позолотой и эмалью роботами-официантами, которые стояли в стороне с небрежной элегантностью. Они были созданы для вечного ненавязчивого присутствия; достичь подобного эстетического эффекта было нелегко, однако разработчику это удалось.

Остаток вечера прошел с неизбежностью хорошей музыки. Они отправились на вечно пустынный пляж, сооруженный возле отеля архитекторами Нового Мадрида. Немного поговорили, посмотрели друга на друга и занялись любовью с твердой уверенностью, несвойственной им обоим. Он был очень нежным и не догадывался, что в генитально умудренном обществе стал первым любовником, которого она пожелала – и с которым занялась любовью. (Как могла дочь Моны Маггеридж желать любовника, или мужа, или ребенка?)

На следующий день она воспользовалась свободой своей эпохи и попросила его жениться на ней. Они вернулись на свой личный пляж, на котором, благодаря чудесам сверхтонкой локальной погодной настройки, царил полинезийский вечер посреди высокогорного холодного плато центральной Испании.

Она попросила его – она попросила – жениться на ней, а он отказался, так нежно и любезно, как шестидесятипятилетний мужчина может отказать восемнадцатилетней девушке. Она не стала настаивать; их сладостно-горький роман продолжился.

Они сидели на искусственном песке искусственного пляжа и болтали пальцами ног в подогретой морской воде. Потом лежали возле искусственной песчаной дюны, скрывшей Новый Мадрид из виду.

– Могу я снова спросить, почему ты стал моряком? – сказала Хелен.

– Простого ответа нет, – откликнулся он. – Может, ради приключений. По крайней мере, отчасти. И я хотел увидеть Землю. Не мог позволить себе путешествие в коконе. Теперь… думаю, мне хватит до конца жизни. Я могу вернуться на Новую Землю в качестве пассажира за месяц вместо сорока лет; меня заморозят в мгновение ока, поместят в адиабатический кокон, пристегнут к следующему отбывающему кораблю – и я проснусь уже дома, а управлять кораблем будет какой-то другой глупец.

Хелен кивнула. Она не стала говорить ему, что и так все это знает. Она изучала корабли с тех пор, как познакомилась с моряком.

– Когда плывешь среди звезд, – сказала она, – ты можешь рассказать – хотя бы попробовать, – на что это похоже?

Его взгляд обратился в глубины собственной души, а голос зазвучал так, словно доносился издалека:

– Бывают моменты – или недели, в корабле трудно понять, – когда кажется, будто оно того стоит. Ты ощущаешь… как нервные окончания тянутся к звездам, пока не коснутся их. Ты чувствуешь себя колоссальным. – Постепенно он вернулся к ней. – Звучит банально, но это меняет тебя навсегда. Я имею в виду не очевидные физические перемены, а… ты обретаешь себя, а может, теряешь. Вот почему, – продолжил он, махнув рукой в сторону Нового Мадрида, скрытого за дюной, – я не могу этого вынести. Думаю, Новая Земля похожа на Землю, какой та была в старые времена. Там есть какая-то свежесть. Здесь же…

– Я знаю, – сказала Хелен Америка – и она действительно знала. Слегка декадентская, слегка порочная атмосфера Земли должна была показаться удушающей человеку со звезд.

– Ты не поверишь, – сказал он, – но там океан бывает слишком холодным, чтобы плавать. У нас есть музыка, которую играют не машины, и удовольствия, которые исходят из наших тел, хотя их никто туда не вживлял. Я должен вернуться на Новую Землю.