Роберт Силверберг - Избранные произведения. I том

— Здесь так красиво! — воскликнула Лона.

— Скажем так, стерильно. Последний форпост дикой природы. Тщательно оберегается от тлетворного влияния цивилизации — не считая парочки-тройки музеев.

— И отелей.

— Отель один. У Чока монополия.

Ослепительно яркое крошечное солнце замерло высоко над головой. Так близко к полюсу могло показаться, что летний день растянулся на целую вечность; ледяному континенту предстояли еще два месяца непрерывных солнечных ванн, пока снова не начнет медленно накатываться темнота. Ледяное плато сверкало так, что было больно глазам. Вокруг все было плоско; ровный слой льда толщиной в милю скрывал древние неровности рельефа. Лед под ногами был твердым и неподатливым. Через десять минут отель остался далеко позади.

— В какой стороне южный полюс? — поинтересовалась Лона.

— Вон там. Прямо по курсу. Завтра ты его увидишь.

— А что в другой стороне?

— Земля Королевы Мод. А за ней начинается шельфовый ледник Росса. Это просто здоровенный кусок льда, футов семьсот толщиной и больше, чем Калифорния. Именно там, кстати, были лагеря первых исследователей. Через пару дней надо будет поехать посмотреть Маленькую Америку.

— Здесь… все так плоско. И солнце так ярко отражается. — Лона подобрала пригоршню снега и весело подбросила в воздух. — Очень хочется посмотреть на пингвинов. Миннер, я тебя уже, наверное, замучила своими вопросами?

— Ну как тебе сказать…

— Ладно. Давай просто погуляем.

Они продолжали прогулку. Гладкая ледяная поверхность казалась Беррису удивительно удобной для ходьбы. При каждом шаге она неуловимо поддавалась, приспосабливаясь к модифицированному сочленению коленных суставов. Асфальтовые мостовые вели себя далеко не так предупредительно. После наполненной болью ночи самую мизерную поблажку можно было только приветствовать.

Зря я так напустился на Лону, подумал Беррис.

Но терпение у него лопнуло. Она была удивительно невежественна… впрочем, он прекрасно понимал это с самого начала. Чего он никак не мог предвидеть, так это насколько быстро она превратится из прелесть какой глупышки в ужас какую дуру.

Нет, подумать только: вынырнуть из кошмарного, наполненного болью сна — и тут же утонуть в потоке идиотских вопросов!

Взгляни на это с другой стороны, посоветовал сам себе Беррис. Все началось с того, что ему приснился Манипул, и он с оглушительным воплем рванулся прочь из объятий сна. Такое случалось и раньше, но ни разу при этом рядом не было теплого и мягкого человеческого существа, готового помочь и утешить. Что Лона и сделала. Она не стала брюзжать: мол, он помешал ей спать. Она гладила и успокаивала его до тех пор, пока кошмар не отступил на исходные позиции, в царство сна. Как я ей признателен! подумал Беррис. Как она нежна! Как заботлива! И как глупа.

— Ты когда-нибудь видел Антарктиду из космоса? — спросила Лона.

— Много раз.

— И как она выглядит оттуда?

— Точно так же, как на картах. Более или менее круглая, с длинным, почти до Южной Америки, носом. И белая. Совершенно белая. Сама увидишь, когда полетим на Титан.

Беррис обнял ее за плечи; его плечевой сустав со щелчком изменил положение, и Лона уютно пристроила голову, у него под мышкой. Ничего не скажешь, у этого нового тела есть свои преимущества.

— Когда-нибудь я обязательно еще раз приеду сюда, — говорила Лона, — и посмотрю все-все, что здесь есть: полюс, музеи, стоянки, ледники… Только я хочу приехать уже с детьми.

Ему показалось, что прямо в горло аккуратно скользнула сосулька.

— С какими еще детьми, Лона?

— Их будет двое — мальчик и девочка. Наверное, лет через восемь — самое время…

Веки Берриса несколько раз спазматически дернулись под капюшоном накидки; разошлись и сошлись со скрежетом и звоном, как симплегады [33] В греческой мифологии движущиеся скалы у входа в Геллеспонт, размалывавшие проплывающие корабли; стали неподвижными после того, как их миновали аргонавты. .

— Лона, — с превеликим трудом удерживаясь от взрыва, негромко произнес он, — ты прекрасно знаешь, что от меня не может быть детей. Так говорят врачи. Мои внутренние органы просто…

— Да, ты говорил, я помню. Но я вовсе не имела в виду детей от тебя.

Секущий удар. Дымясь, на лед вываливаются потроха.

— Я имела в виду, — звонким детским голоском продолжала Лона, — тех детей, которые у меня уже есть. Мне обещали отдать двух из ста. Разве я не рассказывала?

Удивительное облегчение; хотя какое, собственно, ему дело — собирается она бросить его ради кого-нибудь биологически полноценного или нет? Странно. Очень странно. Что за самодовольство, однако? С чего он взял, что все дети, о которых ей взбредет в голову завести речь, должны обязательно быть детьми от него? Откуда такое возмущение при мысли о том, что она может захотеть детей от другого?

У нее и так уже есть целая толпа детей. Как он мог забыть?

— Нет, не рассказывала, — произнес он. — Ты хочешь сказать, есть какая-то договоренность, что тебе отдадут на воспитание двоих детей?

— Более или менее.

— В каком смысле, более или менее?

— Договоренности еще нет. Но Чок обещал все устроить. Он дал мне слово. Ему-то наверняка действительно под силу это устроить. Детей так много… разве трудно отдать двух матери, если ей иначе никак? А мне действительно иначе никак. Чок обещал все устроить, если…

Она осеклась. Короткое мгновение рот ее был открыт, потом губы плотно сомкнулись.

— Если что?

— Ничего.

— Ты что-то хотела сказать.

— Я хотела сказать, что Чок обещал все устроить, если мне иначе никак.

— Ты хотела сказать совсем другое, — повернулся к ней Беррис. — мы и так уже знаем, что тебе иначе никак. Что ты пообещала Чоку взамен?

На лице ее отразилось ощущение вины, во всем многоцветьи спектра.

— Ты от меня что-то скрываешь! — не отступал Беррис.

Она замотала головой, не говоря ни слова. Он схватил ее за руку — она выдернула ладонь. Он угрожающе навис над ней, и, как всегда, когда он давал волю эмоциям, его новое тело отозвалось глубоко внутри странными шорохами и пульсациями.

— Что ты ему обещала?

— Миннер, у тебя все лицо в пятнах! На щеках, на лбу — красные, лиловые…

— Лона, ты что-то скрываешь.

— Ничего… ничего такого… я только согласилась… обещала…

— Что ты обещала?

— Что сделаю так… чтобы… ты не чувствовал себя несчастным. — Еле слышно. — И тогда Чок устроит так, чтоб мне отдали двух детей. Миннер, этого нельзя было делать?

Ему показалось, что он — огромный воздушный шар, в который только что ткнули иголкой, и воздух со свистом вырывается наружу. Все это подстроил Чок? Чок подкупил девушку, чтобы она заботилась о нем, Беррисе? Чок?