Генри Каттнер - Власть и слава [сборник]

Фигура, кутавшаяся в плащ, по-прежнему стояла на помосте. Но темнота отпрянула, и Миллер снова обрел способность видеть. Он увидел, как темный плащ распахнулся, открывая радужную одежду Тси, когда она стронулась с места и пошла по ступеням к кубу, в котором под музыку сфер по-прежнему вращался ореол Силы.

Молния мысли протянулась от нее к этому ореолу. Эта мысль прорезала неподвижность зала. И мысль была смертью. Тси и Бранн больше не могли сосуществовать в одном теле, зная друг о друге. И им не оставалось никакого другого выхода, кроме смерти.

И в ответ на эту молнию-мысль ударила другая, белая молния из куба. Ударила, вспыхнула и поглотила и Бранна, и Тси.

Пару секунд еще висело в воздухе мерцание на том месте, где только что были две личности в одном теле. А затем – пустота…

МИЛЛЕР СТОЯЛ на разбитых мраморных ступенях, обхватив руками голову. Он понятия не имел, сколько прошло времени, когда рука Орель коснулась его плеча. Орель слегка улыбалась, но глаза ее были печальными.

– С тобой все в порядке? – спросила она. – Теперь ты в безопасности. Мы все в безопасности – благодаря тебе. Я очень рада, что не знаю твой мир, раз ты можешь понять такой ужас, как безумие. Но я также рада, что ты его понял… для нашей пользы. Ты спас нас, Миллер. И теперь можешь потребовать вознаграждение.

Миллер глянул на нее, в голове у него вертелась мысль, что он, вероятно, еще не отошел от шока и вряд ли может адекватно относиться к действительности. Но затем его взгляд перешел на кристаллический куб Силы.

Улыбка Орель стала печальной.

– Да, – сказала она, – мы можем сделать для тебя дубликат, если ты хочешь, но это будет впустую потраченное усилие.

Миллер непонимающе уставился на нее. Затем на разрушенную стену и прекрасный яркий день снаружи. Какие-то новые понятия расцветали в нем, и он увидел в этом солнечном свете цвета, звуки и сияние, которое невозможно описать никакими словами.

Воздух мягкой ладонью гладил его по щеке, мягкий, как бархат, и более сладостный, чем любые духи. Миллер почувствовал, как на самой периферии зрения перемещаются какие-то смутные видения, словно там был целый неизвестный доселе материальный мир, который сейчас медленно открывается его глазам.

И внезапно Миллер рассмеялся.

– Я понял, что вы имеете в виду, – сказал он. – Как же я был глуп, что не понимал этого до сих пор. Конечно, мне не нужен дубликат Силы. Зачем он мне? Ведь я не вернусь к Слейду. Да я был бы окончательным психом, если бы покинул ваш рай. А зачем мне этот дубликат, раз я остаюсь здесь навсегда!

Но Орель только покачала прекрасной головой. Глаза ее были преисполнены печали. Она начала тихонько говорить, и мыслеголос Ллези, такой же мягкий в глубине его сознания, заговорил в унисон с нею.

Так они тихонько открыли ему истину.

– ЗНАЧИТ, ТЕПЕРЬ ты знаешь, что это было золото фей, – сказал бельгиец, двигая бутылку через стол. – Ну, я, наверное, говорил не убедительно. Так что тебе пришлось испытать все это самому.

Миллер ни на что не глядел.

Ван Хорнанг глянул на огонь, вздрогнул и протянул толстый палец к мутному кубу, стоявшему на столе между ними.

– Пей, – сказал он.

Миллер медленно повиновался. Повисла долгая тишина.

– Значит, это по-прежнему там? Замки, и замечательные люди и… краски, цвета? Все еще там? Цвета… Прежде я был художником. Я думал, что цвета имеют для меня значение больше всего на свете. Но там было столько цветов, о существовании которых мы и не подозреваем…

– Орель сказала мне, – тупо произнес Миллер. – Но я ей не поверил. Я не хотел верить.

– Существуют легенды, Миллер, – сказал Ван Хорнанг. – Мы с тобой не первые. И не последние. Всегда существовали истории о людях, которые побывали в Раю… и вернулись оттуда. Я не ученый. Я не могу объяснить, почему и как…

Миллер взглянул на него, и глаза его чуть прояснились.

– Это как нестабильная смесь, – сказал он. – Видишь ли, все дело в изменении атомов. Это происходит на Тропе. Обычное строение атомов твоего тела становится чем-то иным. И когда вы изменяетесь, то обретаете способность общаться без слов.

– Знаю, – сказал бельгиец. – Но теперь у меня нет этой способности. Не было прежде и никогда не будет после.

– Но ведь когда-нибудь появится?..

– Мы на какое-то время стали подобны богам, – очень тихо сказал Ван Хорнанг. – Мы вкусили пищу богов. Как же мы можем думать, что после этого нам будет по-прежнему нравиться еда смертных?

Миллер молча кивнул. Возвращение в Старый Свет и возможность продолжать жить по-прежнему казались ему теперь бессмыслицей, словно возвращение к слепоте после того, как видел мир, более яркий и красочный, чем наш. Он уже испытал это в замке Орель, когда они искали, пользуясь своим новым зрением, оружие, о котором он представления не имел. Все это была иллюзия и предвкушение смерти в той жизни, которой он вынужден жить теперь, жить вплоть до самой смерти, как жил несчастный бельгиец.

Он вспомнил, как вокруг него начал таять прекрасный мир, вспомнил преисполненное жалости лицо Орель, становившееся похожим на призрак, вспомнил стеклянные стены ее замка, превращающиеся в туман, и неописуемо прекрасные цветы из ее сада, названия которых он так и не узнал, тающие в тускнеющем небе, когда вокруг вновь возникали вздымающиеся к небу заснеженные пики гор.

Это было чуть позже поражения Бранна, кода он наслаждался последними днями жизни в Раю. Миллер отказывался признавать, что скоро все это закончится. Он закрыл свой разум на нестабильность своих изменений, на то, что он сам являлся изотопом, созданным временным сдвигом радиоактивных атомов, чтобы, когда до конца освободится квантовая энергия, атомарный образец вернулся к своему исходному состоянию. И в один ужасный, неуловимый миг, когда он уже и не думал обо всем этом, прекрасный мир Высоты Семьсот получил добавочную энергию и исчез.

Единственным, что осталось у Миллера, был небольшой кубик, сделанный для него Ллези, с Силой внутри, медленно вращавшейся под музыку сфер. И когда замок исчез, и не осталось вокруг ничего, кроме вечных льдов, Миллер медленно стал спускаться по склону, обходя те места, где, как он помнил, были клумбы с прекрасными цветами, которых он уже не мог увидеть. Но теперь лед и снег вокруг казались ему иллюзией – а настоящей реальной жизнью был исчезнувший мир вечного лета.

Спускаясь по склону, Миллер то и дело доставал кубик и смотрел на него. Спустя какое-то время кубик начал темнеть, а пение небесных сфер становилось все более слабым. Когда же Миллер спустился в долину, кубик совсем перестал светиться. Он стал просто нерадиоактивным материалом, инертным, мертвым и бесполезным. Золото фей, как говорилось в легендах, сверкает в ваших руках, когда его кладут туда бессмертные… Но когда вы возвращаетесь, оно превращается в камешки и сухие листья.