Павел Иевлев - Те, кто жив

— Ты что, это читаешь?

— Нет, блядь, держу, чтобы на стул подкладывать.

— Он чем-то очень расстроен, — шепнула мне на ухо Настя. — У него какая-то беда случилась.

— Что шепчетесь, блудные попугаи?

— У тебя какие-то проблемы?

— А у кого их нет? — отмахнулся он. — Забей. Чего ты от меня хочешь, беглый коммунар?

— Я собираюсь разыскать…

— …Похищенных злодейскими злодеями суженых-ряженых, ага, — перебил он меня. — Дураку понятно. Умному было бы понятно другое, а дураку — именно это. Ничуть не удивлён. Анекдот про медведя знаешь? Там такой же, как ты, медведя искал. И нашёл. Но кончилось всё плохо.

— В смысле?

Зелёный закатил глаза и шумно вздохнул.

— Ну, вот приехал ты туда такой красивый, на моей, к слову, машине. И дальше-то что? Тебе там их вручат, перевязав ленточкой, и платочком вслед помашут?

— Не знаю…

— Ну да, об этом ты будешь думать, когда найдёшь, верно?

— Как-то так…

— Ну и дурак.

Я пожал плечами — возразить мне было, по сути, нечего. Добраться до маркера, посмотреть, что там, дальше — по обстоятельствам. Я понимаю, что это «посмотреть» может плохо кончиться, но других идей нет.

— И ты хочешь, чтобы я оставил у себя этих двух, — он показал на Настю с Эли, — пока ты там будешь самоубиваться. А поскольку самоубьешься ты, в отличие от остальных твоих достижений, успешно, то я должен буду кормить их остаток дней своих, так?

— И ещё машину починить, — кивнул я, — а то не доеду.

— Вот ты пиздец наглый… Но тупой.

— А ты — вежливый и тактичный.

— Зато честный.

Вот и поговорили.

— И даже не думай, что я устрою акт публичного героизма на брудершафт и поеду с тобой, — сказал он чуть позже, когда мы валялись в шезлонгах, глядя, как плещутся в прибое Настя и Эли. — Мои обязательства перед Человечеством ограничены строго рамками моей семьи. Машина ладно, чёрт с ней, с машиной. Если уж я её тому мутному мудозвону отдал, Андрею, то чего там теперь жалеть. С Настей и этой, как её…

Он недвусмысленно обрисовал руками в воздухе нечто вроде гитарного силуэта.

— Эли.

— Да. С ней. Что-то можно придумать. Сложно и геморно, скажу честно, но это лучше, чем ты их угробишь. Натурализую как-то дома, ещё не знаю как, но придумаю. Здесь их держать нельзя, рыжая твоя сообразит рано или поздно. А ружьё у неё, небось, не последнее было.

— А нельзя их… ну, временно… в Альтерион? Как тех беженцев.

Сергей резко помрачнел.

— Можно… — сказал он нехотя. — Но это билет в один конец. Им, — он показал на купающихся, — будет там неплохо. Но тебе их потом в лучшем случае через забор покажут. В бинокль. Что к альтери попало — то пропало.

— Так у тебя с ними проблемы? — догадался я.

— Или у них со мной. Не бери в голову.

В голосе у него было что-то такое, от чего я вздрогнул. Вспомнил, как меняется этот не злой, в сущности, человек, когда что-то угрожает его семье.

— А там, на Родине — что там сейчас?

— Да, в сущности, то же, что и всегда, — вздохнул он. — Что-то получше, что-то похуже. Сильно больше контроля, капельку меньше бардака, международная обстановка сложная, но когда она была простой? Не праздник, но жить можно.

— А не боишься засветиться?

— Поздно, блядь, бояться… — резко сказал он.

— И как ты теперь?

— Кверху каком. Не твоя забота.

Ну, не моя так не моя.

— Дядя Зелёный, — оказывается, Настя выбралась из воды и теперь стояла рядом, — вы нам поможете?

— Я тебе не дядя, — ответил он мрачно. — Если бы я был тебе дядя, твой самозваный папаша был бы мне брат, а у меня не может быть таких тупых родственников.

— Спасибо вам, — сказала она неожиданно. — Вы хороший.

— У тебя слишком умная дочка, — пожаловался он. — Не в тебя пошла.

— Он не на тебя злится, — сказала Настя мне. — А на себя.

— Иди уже отсюда, девочка-рентген, — отмахнулся от неё Сергей. — Видишь ты много, да понимаешь мало.

— Просто я ещё ребенок. Но я скоро вырасту!

— Это меня и пугает… Всё, кыш, белобрысая! Нам поговорить надо.

Он вылез из шезлонга и пошёл к башне, поманив меня за собой.

— Так, назрел момент выпить, — сказал он, доставая из шкафчика бутылку и две рюмки. — Мне легче делать глупости, когда я умеренно нетрезв. Да и тебе стресс снять не помешает.

Он разлил тёмный напиток, я попробовал — неплохой коньяк.

— Твоя проблема в том, что ты не понимаешь, что происходит вокруг и бегаешь, как курица с отрубленной башкой. Задорно и весело, но бестолково.

Я не стал спорить. В целом он, безусловно, прав.

— Я не буду изображать героя, я не такой крутой, как выгляжу…

— А ты и не выглядишь, — не упустил я случая его поддеть.

— Нет? Какая досада, я так надеялся… В общем, я, конечно, как-то пристрою твоих мелких, если не будет другого выхода. Но я предпочел бы не взваливать себе на шею ещё и их. Я не Мать Тереза.

Я не отвечал, ждал, к чему он клонит.

— Зато я могу тебе помочь разобраться в происходящем. Дать возможность принять осмысленные решения, а не мчаться, зажмурившись, в стену.

— Как?

— Это, можно сказать, мой профессиональный скилл — выстраивать картину из разрозненных данных. Даже если данных недостаточно. Особенно если их недостаточно. У тебя прорва информации, с которой ты не знаешь, что делать. Но это знаю я.

— И что мне нужно сделать?

— Всё-всё мне рассказать.

— С какого момента?

— С того, как ты попал в эту историю.

— Эй, — запротестовал я, — ты, правда, думаешь, что я в деталях вспомню всё, что было за эти годы?

— Я тебе помогу, не сомневайся. Во-первых, я уже знаю, что спрашивать, а во-вторых, у альтери есть совершенно волшебная таблеточка. Вспомнишь даже то, как твоя мамка в роддоме тужилась!

— Шучу, — хмыкнул он, глядя на мою испуганную рожу, — это не вспомнишь. Но реально мозги прочищает и на алкоголь, кстати, хорошо ложится. Альтери, кардан им в жопу, мастера по мозгоёбной фармацевтике.

Сергей выдал мне красную квадратную таблетку, я запил её коньяком, и… ничего особенного не почувствовал. Никакие бездны памяти передо мной не разверзлись. Но, когда он начал спрашивать, оказалось, что всё встаёт перед глазами, как будто вчера было.

— …Выли и заходились лаем собаки. Откуда тогда взялось столько собак в практически пустом посёлке? — рассказывал я.

Сергей задавал вопрос за вопросом, уточняя подробности, на которые мне и в голову не приходило обращать внимания, и я сам удивлялся тому, как многое упускал. Делал какие-то пометки на ноутбуке, с профессиональной быстротой шурша по клавишам. Выспрашивал о переносе города, в который мы тогда встряли с Борухом, чётко раскладывая, кто, где и в какой момент появился, что сказал, во что был одет, что имел в руках, как реагировал. Особенно его интересовала Ольга и всё, что касалось рекурсора. Из его уточняющих вопросов я отчетливо понимал, как много мне врали. Он настойчиво вытрясал из меня всё, что я успел узнать об истории Коммуны. Мне пришлось достать из рюкзака блокнот «Делегату партийной конференции» с заметками к несостоявшейся книге — я его, к счастью, забрал с собой. Сергей бегло пролистал его и отложил в сторону.