Павел Иевлев - Часы Судного дня

«Бля», — я уже поставил кофе и взял смарт двумя руками, но что-то содержательное сказать не мог. Так и смотрел тупо, как в окне с красивой анимацией тает сообщение, как будто кто-то быстро стирает его тряпочкой.

«Это совсем не паблик, ты понимаешь. Но у тебя ребёнок всё же, думай там себе чего-то…»

«А ты?»

«А я чего… Я ж не ВИП, в Вороново меня не позовут. Буду надеяться, что обойдётся, как в прошлый раз…»

Тут меня слегка отпустило. Однажды ЕП уже предупреждал меня, что «завтра начинается». И был, как позже выяснилось, прав — танки уже грели моторы, пилоты сидели в кабинах штурмовиков, а обслуга цепляла на крылья, что они там обычно цепляют. Но обошлось. Буквально в последний момент потенциальные цели поняли, что шутки кончились, и резко с дымом из-под копыт врубили заднюю. Наши тоже решили тогда спустить на тормозах, хотя многие по сию пору считают, что зря, надо было, мол, «резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонита». Впрочем, сейчас в политике принят «византийский стиль» — всё на интригах, непрозрачности решений и медленном выкручивании рук с невозмутимой улыбкой. Воевать в открытую — это последний шаг, которого лучше не делать никогда. Этот подход имеет свои плюсы и минусы, в паблике он практически никому не нравится — но до сих пор он работал, и отрицать это невозможно. Может, и сейчас проскочим?

«Какой сценарий?» — написал я.

«Ждём „Юго-восток локальный“, а там, сам понимаешь…» — ответил ЕП.

У нас для внутреннего употребления были расписаны несколько сценариев обострения до горячей фазы — «Юг-локальный», «Юг-глобальный», «Юг-террор», «Север-глобальный», «Север-тактический», «Восток», «Восток 2» и другие. А также «Полный Пэ». Все они были нехороши по-своему, но «Юго-восток локальный» по прогнозам специально обученных военных экспертов (не нас) имел вероятность сползания к сценарию «Полный Пэ».

Тут надо понимать, что наша группа отнюдь не занималась военной прогностикой и аналитикой, это не наш профиль и не наши компетенции. Для этого, в конце концов, Генштаб есть. Так что эти сценарии, на самом деле, не наши, а наоборот — вражеские, построенные на мониторинге западных военных аналитиков, выкладки которых периодически так или иначе попадали к нам. Творчество жанра «как именно мы вломим проклятым Рашнз». Документы были разной степени адекватности, от полного безумия до сливов высокой достоверности, однако постепенно, шаг за шагом, картина формировалась.

Главная опасность всех сценариев была в том, что они легко и непринуждённо перерастали из локальных в глобальные — вероятность такого развития ситуации независимые эксперты оценивали процентов в 80—90. К сожалению, этих экспертов никто не слушал. Стандартный подход к войне состоит в недооценке противника, переоценке своих возможностей и непонимании характера войны, которую страна начинает. Эта ситуация усугубляется катастрофической деградацией западной аналитики в отношении России — мы постоянно мониторили работы тамошних коллег, читали их доклады: как открытые, так и краденые хакерами… Это здорово повышало нашу самооценку, поскольку большая их часть была развесистой клюквой, из зарослей которой выезжал верхом на пьяном медведе полуголый kozak в ушанке с балалайкой в руках. Дело было не только в низком профессионализме экспертов, но и в отсутствии адекватной референтной группы — они основывались на информации «лояльных», а не компетентных источников. Поэтому представления политической элиты США о российском военном потенциале и политических процессах были основаны на выборке «политически удобных» корреспондентов, сообщающих своим слушателям то, что им хотелось бы услышать. Но это имеет и обратную сторону — они действительно могли рискнуть.

ЕП давно уже отключился, а я всё сидел над остывшим кофе. Читал новости, проглядывая наши и западные ленты с каким-то новым чувством болезненного интереса. В завораживающей картине гибели Помпеи меня всегда привлекал не тот момент, который запечатлел на своей знаменитой картине Брюллов, а первые дымки над Везувием, которые многое сказали бы вулканологам, будь они тогда в злосчастных окрестностях Неаполя. Первый лёгкий привкус серы в воздухе, первый робкий подземный толчок, слабенький, почти неслышный рокот и первая покачнувшаяся на столе амфора с вином. Настоящий ценитель видит в этом всю будущую красоту — серые облака пепла, могучий порыв раскалённого газа, величественный бег огненной лавы, и даже те трогательные пустоты, которые зальют гипсом на потеху туристам будущие археологи.

Вот так же завораживают, притягивая взгляд, первые движения будущей войны. Я наблюдал это уже не первый год — как в разных странах, день за днём, месяц за месяцем исподволь создавалась обстановка неизбежности катастрофы. Как вроде бы слабым, но постоянным информационным напором стимулировалась тревожность. Тревожность и неуверенность социума — это почва, на которой опытный селекционер быстро вырастит войну. Они задаются постепенно, намеками, тоном и интонацией. Убийства, катастрофы, катаклизмы и жертвы — неизбежный фон жизни многомиллиардного человечества, — переходят из информационных подвалов на первые полосы. Заголовки постепенно набирают градус кликушества и паники в духе «всёпропало мывсеумрем». Тут нет «всеобщего заговора» СМИ, он не нужен. Достаточно задать тренд, создать установку — и дальше процесс самоподдерживается положительной обратной связью. Чем больше общество пугают, тем больше в нём тревожность и тем выше запрос на алертную информацию — это древний, как мир, механизм безопасности стайных животных. Чем выше уровень тревоги, тем активнее работают фильтры сознания, заточенные на информацию об опасности. Уже пора бежать, теряя кал и надеясь, что тигр схватит не тебя, или ещё можно пособирать бананы с этого дерева? СМИ в погоне за читателем этот запрос считывают и делают заголовки ещё хлеще, накручивая новые витки коллективной паранойи. В тактической литературе ближнего действия начинается полный постап и зомбиапокалипсис — читатель судорожно заглатывает эту жвачку, смутно надеясь на «рецепты выживания». В США ураганно растут продажи оружия, в России — соли, спичек и тушёнки. И вроде нельзя сказать, что кругом говорят о войне, но она уже перестала быть чем-то абстрактным и стала фоновым фактором. В какой-то момент в её призыв вложено уже слишком много, чтобы она не случилась.

Я читал новости, привычно вычленяя из них медийные тренды и ключевые точки приложения сил влияния, и вместо паники меня охватывала тихая грусть — сколько всего хорошего будет потеряно и сколько потенциального уже не случится! Я невысокого мнения о человечестве в целом, обезьянье в нём всегда рано или поздно побеждает, но ведь мы почти уже полетели на Марс! Жаль, что этот уникально долгий период просветления — три поколения без большой войны! — заканчивается, и несколько хороших сериалов уже никто не доснимет, продолжения пары интересных книжек не выйдет, а очередной «Фоллаут» станет слишком реалистичным.