Влад Тарханов - Никола Тесла: секретное оружие [СИ]

— Конечно, сходим, мам, а кушать что есть?

— Как всегда, все твое самое любимое.

И Татьяна засуетилась, придвигаю к сыну поближе тарелки со снедью. И все равно чувство неловкости ее не покидало. Эта неловкость была подсознательная, какая-то глупая, но все-таки была. В женщине все еще боролись два чувства: ненависть к невестке, которая беззастенчиво наставляла рога ее любимому сыночку, и страх, страх, что ее Игорек не сможет перенести разлуку с любимой женщиной. А то, что ее сын любит эту шалаву, пугало Татьяну Тихоновну больше всего.

Конечно, ее Игорек не должен был быть заложником женской ревности. А что делать? Приходилось не жалеть о том, что сделано. Тем более, Татьяна Тихоновна попробовала дать попятный. За три дня до приезда сына она кое-как переборола себя и перезвонила Жанне домой, ну, точнее, ее родителям. И, на удивление, сумела застать невестку дома. А когда Татьяна Тихоновна предложила Жанне вернуться, потому как Игорь возвращается из командировки, Жанна только фыркнула в ответ и пригрозила ей, старой женщине, что еще отомстит ее веселой семейке.

Сука! Настоящая сука… разве я виновата, что не могла терпеть? А что Игореха, разве он может терпеть? Я не понимаю, я ничего не понимаю… Соберись. Соберись. Успокойся. Все уже сделано. Пусть теперь будет все, что будет. Не менять же все. Я больше ЭТОЙ звонить не собираюсь. Пусто хоть один раз хоть один мужик в этом доме поступит по-мужски.

— Мам, бесподобно. Все вкусно, особенно пельмешки. Да, а что сегодня Жанна задерживается? Я там ей такой бесподобный подарок приготовил, думаю, ей это будет очень по нраву.

— Ой… Игорек, может тебе еще пельмешек положить?

— Мама… не юли… ты что-то от меня скрываешь? Ну, ма… говори…

— Извини, сынок… я буду все на чистоту.

— Мама, ты меня пугаешь. Говори… Что случилось?

— Мы с папой… В общем, мы приняли решение и предложили Жанне пока что перебраться к ее родителям.

— Подожди, это что значит? Вы ее выгнали? Нет… стоп… ТЫ ее выгнала? ТЫ…?

— Игорек, пойми… не могли мы уже смотреть на это блядство… она же тебе в открытую рога наставляет. Я же не могу ее гульки терпеть… Это же нельзя так… Хочет гулять, так не на моих же глазах!

— Подожди, мама, разве Жанка раньше не загуливала? Ну, скажи, скажи?

— Загуливала…

— Я это терпел? Или ты думаешь, что я глухой, слепой и тупой, как сибирский валенок?

— Сыночек, пойми, я твоя мать… разве я не живой человек? Разве у меня нет чувств? Разве я могу терпеть, я? Ведь я живой человек, Игореша, живой… Смотреть, как ее каждый день новый мужчина провожает домой?

— Мать, ты не передергивай, ты ведь знаешь, она далеко не с каждым…

— Ну конечно, она не со всеми, она только с Бирюлевскими, а сколько там мужиков в Бирюлеве? Господи, не сын, а тряпка… Хоть кто-то должен был ее на место поставить!

— Ну что, поставила? Она теперь где? Стоит в углу? Или на коленях? Где она, мама?

— Заладил… она да она… тоже мне ОНА какая-то… что, других нет? Или не найдешь? Или ты у меня не красавец? А, Игореха?

— Мама, я, вообще-то уже нашел… Понимаешь… она такая… и все равно ко мне возвращалась… Потому что любила… а теперь… она ведь гордая, она ко мне теперь не вернется… Что ты наделала, ма?

— Господи, нашел потерю… невидаль. Шлюха шлюхой, ну, ушла, ну пусть… туда ей и дорога! Вспомни, ты ее на репетиции взял, что тебе сказал твой режиссер, Юзефович? Помнишь? Ты сам говорил, смеялся, а тебе сказал Юзефович, что ЭТА ради роли с любым режиссером переспит. Говорил?

Игорь обреченно кивнул головой. Татьяна Тихоновна же стала в позу обличителя Сократа и стала говорить еще более уверенно, самым непререкаемым тоном, на какой только была способна.

— А ты еще вспомни, когда вы к нам перебрались, помнишь, ну, помнишь, как ее мама сказала, что она, чтобы на инженерный поступить, переспала с ректором? Помнишь? Твоей Жанке ноги раздвинуть, что мне чихнуть! А ты говоришь, к тебе возвращалась… Она в конуру возвращалась, где над головой потолок и косточка в тарелке. И тупой кобель, который перед нею стелется, как плющ по стене… Эх, сынок, слепая эта штука, любовь… ой, как слепая… А эта история с французскими режиссерами? Все говорят, что Жанка в порнушке снималась… Все!

— Мама! Что ты несешь… прекрати…

Игорь сказал это таким голосом, что Татьяна Тихоновна мгновенно перепугалась. Она еще никогда не слышала у сына ТАКОГО страшного голоса. Бесцветного, потухшего, падшего, голоса не человека, а ходячего мертвеца.

— Игорешка! Что с тобой?

— Со мной? Ничего… Она теперь не вернется… Я это знаю…

— Ну успокойся, сыночек, успокойся…

Татьяна Тихоновна обхватила голову Игоря руками, прижала к груди, заставила его вжаться в свое тело, так, как будто он снова очутился в далеком-далеком детстве.

— Ну, возьми себя в руки… подумай, зачем она тебе? Она ведь тебя не любит. Она и спит с тобой из-за денег, только из-за денег… она же сама кричала, что будет спать с тобой только за деньги. Мы с папой все слышали. Все… Если бы не слышали. У меня бы сердце не разрывалось… Слышишь? Игорешка ты мой…

— Что ты наделала, мама? Что ты наделала? Какое все ЭТО имеет значение? Если меня все устраивало? Что не устраивало тебя? Что?

— Сыночек, пойми, ну, нельзя так, нельзя… Люди… Люди все видят. Люди все слышат. Люди все знают… Как я могу смотреть людям в глаза? Как? И так уже говорят о нас… все говорят. Мол, шлюху в доме держим. Не дом у нас, а бардель… Игореша… не могу я такое терпеть больше, не могу…

— Надо было уходить на квартиру… я, дурак, Жанну тогда не послушал… Моя дурость — моя вина, мне за нее и расплачиваться…

— А что тебе расплачиваться, Игореша? Ты себе новую найдешь. Я точно знаю… И заживете вы душа в душу…

— Нет, мам, не заживем… Нет у меня больше души. Была. Да ты ее выгнала.

И, совершенно неожиданно, Татьяна Тихоновна заплакала… Глупо, по-крестьянски, вытирая рукавом непрошенные слезы.

Московская область. Домодедовский район. Колычево

Наверное, стоит рассказать, что происходило с девушкой по имени Жанна Крючкова в те несколько недель перед тем, как она впервые встретила семидесятилетнего старика по имени Дэн Карпентер.

Знаете, что такое неожиданно повзрослеть? Это когда вместо пьянок-гулянок строгое расписание, когда дел невпроворот и надо только успевать, когда вместо неопределенности серой на горизонте появляется неопределенность, но уже каких-то других, абсолютно радужных тонов. И ты начинаешь понимать, что на самом деле ты не шалава беспутная, а самый настоящий трудоголик. Жанна давно привыкла к тому, что успех не дается так просто. Да, был счастливый случай, была массовка, было участие в съемках на малозаметной бессловесной роли по протекции бывшего мужа, но, чтобы чего-то добиться, надо было пахать — это Жанна прекрасно понимала. Она в институте действительно работала, как вол. А тут так много всего нового, и, кто сказал, что это новое не пригодится ей в ее актерском ремесле? И тебе нравится, и интенсивное обучение английскому языку (вдруг он что-то скажет на родном, а ты не схватишь мысль, а?), и занятия с психологом, и подготовка к работе с некоторыми специфическими средствами технического характера. Я не говорю о тренировках памяти, тут для тренеров попался благодатный материал, актриса должна обладать приличным запасом запоминательных возможностей. А если к этому прибавить уроки актерского мастерства, которые давали совсем другие преподаватели, так не похожие на ГИТИСовских, так сказать, актерство в полевых условиях может спасти актеру жизнь.