Джефф Вандермеер - Странная птица. Мертвые астронавты

Каждый день ты прячешь дневник в каком-нибудь новом месте. И каждую ночь – тоже. Украдкой пролистываешь страницы – в надежде на то, что они выдадут-таки свои секреты. Хотя скорее – в поисках ответа на вопрос: что делать?

Темная, похожая на рептилию, птица расплывалась на одной странице, как пятно сажи. Темная и угловатая. Трудно читать из-за нее. Наброски и обрывки; какая-то басня о жестоком отце и о мальчике, чье убежище превратилось в ад.

Слово, которое ты считаешь английским, Nocturnalia , наброски, которые выглядят как грезы, становятся опасными. Существа, теряющие разум. Вихри и стрелы, словно элементарные частицы, проносились в воздухе. Нервно-паралитический газ? Загрязняющее вещество? Но их насылали намеренно. Какие-то миазмы в воздухе, из-за которых живые существа вели себя странно. Незримые враги. Хотя все еще возможна ошибка с твоей стороны. Вполне вероятно, что описания в дневнике намекают на что-то другое.

И неоткуда ждать помощи в расшифровке. Неоткуда. Вообще.

В потаенной лесной лощине ты проводишь все больше времени. Окруженная мхом, лишайником и сосновыми иголками. Под твоим телом мягко пружинит перегной. Лесной дух, стелящийся по лесной подстилке. Подавляя кашель, разглядываешь навес крон над головой – дятлы, сойки и славки [11] Славки – род птиц из семейства славковых (Sylviidae), относятся к подотряду певчих воробьиных. перелетают с ветки на ветку. Ждешь звуков прибытия бледных людей. Ждешь звуков, издаваемых темной птицей. Смерть кажется сном, неразрешимой головоломкой. Какую личину примет смерть в этом лабиринте?

Саламандра подползает поближе и лишенными выражения глазами рассматривает тебя. Издает низкий квакающий звук. Оборачивается – глянуть через плечо. Квакает снова, снова обращает голову к тебе.

Ты не понимаешь.

Саламандру тошнит прямо на тебя. Рвота покрывает с ног до головы. Фу. Ты поначалу шокирована. Потом – успокаиваешься.

Светло-розовая в этом свете, что просачивается повсюду, жидкость удерживает тебя на месте – предотвращая необдуманные действия, наделяя некоторым качеством, которое ты не вполне способна описать. Жидкость тебя охлаждает. По твоим ощущениям, она ничего не весит. Она ощущается точно пульсация воздуха, сгущающегося и подстраивающегося под тебя. Мягко, комфортно. Растекается по рукам и ногам – и вот уже у тебя нет никаких поводов двигаться.

Ты восторженно смеешься. Она пахнет жвачкой. Запах арбузной жвачки! Ты когда-то покупала ее себе – еще когда могла позволить. Жевала, точно настоящую еду, часами. Дурачила желудок.

И снова саламандру рвет, на этот раз на саму себя, и ты видишь, как розовая патока, трепещущая, точно живой организм, окружает ее. Дыхание посредством кожи, которая и кожей-то не является. Саламандра проскальзывает тебе навстречу. Нехило так весит, увесистая. Ее живот раздут, будто полон молодняка. Она мостится где-то рядом, и теперь ты смотришь ей в глаза. Вы обе ждете, что же будет дальше. В лощине. В непосредственной близости от чего-то столь чуждого.

По краю их лежбища скользит, поднимаясь, тень. Знакомые очертания. Темная Птица – рептильная ухмылка клюва, налитый кровью глаз, который ты можешь себе представить, несмотря на темноту. Но вторая кожа из сблева саламандры не дает тебе и пальцем пошевелить. Сейчас она дышит за тебя, словно ты покрыта с ног до головы кожными жабрами.

Темная Птица смотрит вниз, в лощину. У Темной Птицы долгий взгляд. Вы с саламандрой так неподвижны, так близки. Твой ум блуждает, проходя сквозь глаз саламандры и попадая в мир пульсаций и волн бесконечного парения и быстрого стремительного движения. Пробираясь сквозь сорняки, камыши и хладные камни на дне реки, ты чувствуешь трепет жидкости на теле, стесненное чувство от нее же. Это – мир, в котором ты тоже можешь дышать, хоть и совсем не так, как дышишь здесь, в царстве воздуха.

Темная Птица тебя не видит. Ты находишься под водой, прочесываешь дно. Ты так далеко от лощины.

Кто-то рычит, выражая разочарование и провозглашая свою кровожадность. Темная Птица скрывается за краем ложбины. И ее тень превращается в обычную темноту ночи.

После ты с саламандрой омываешься в водах реки – тонкая пленка, все еще хранящая ваши формы, уплывает вниз по течению, слабо светясь, растворяясь.

Саламандра что-то пишет на воде. Надпись исчезает, потом растекается. Она просто откладывается в твоей памяти; ты будто находишься в эпицентре ряби. Как будто ныряешь сквозь точку спокойствия в глубокий омут. Как будто ты – морское чудовище.

– Я не понимаю, – шепчешь ты.

Но ты знаешь.

Теперь у тебя другая кровь. Саламандра что-то с тобой сделала. Ты чувствуешь себя каким-то образом помолодевшей, тебя не гнетет разлитый в воздухе запах бензина.

Саламандра квакает тебе раз-другой, а потом, огромная и тяжелая, ныряет в реку и исчезает.

Когда ты пишешь слово «демон» в дневнике, у него какой-то другой смысл. Ты вынюхиваешь это новое значение, как зверь вынюхивает кровь. Что-то, чего не было там раньше, взирает на тебя со страниц.

Какая-то часть саламандры поселилась теперь в дневнике.

Ты никогда не завидовала своему создателю из-за ежедневной боли и отсутствия утешения. Недостатка ухода. Простуды. Жара. То, что ты должна сделать… это не легко и не трудно. Но ты все равно должна. Жизнь не предоставила тебе какого-то иного пути. Если он был, ты не можешь вспомнить. Если его не было, ты о том не можешь забыть.

Имеет ли это значение для лесов, дымовых труб или неба? Имеет ли это значение для саламандры, или странных бледных людей, или мышей на лугу, или оленей в поле? Имеет ли это значение для течения реки или улицы, или для того, как Город расширяется, или сужается, или заполняется дронами? Разве это имеет значение?

Теперь, после встречи с саламандрой, ты не знаешь, куда смотреть. Ты не знаешь, что делать. Перед тобой предстает ее глаз. Бросает тебе вызов. Слова, которые он говорил тебе на языке, который ты никогда не поймешь. Ты никогда не сможешь спросить его, чего он хочет или в чем нуждается. Все, что ты можешь сделать, – попытаться ощутить себя в новом теле. Попробовать почувствовать, каково это – жить в воде. Что значит для тела общаться с миром так интенсивно, так плотно, в такой непосредственной близости – будто вы с миром одно целое.

Если ты рождена для этого, если ты подобна саламандре – наверное, это твой рай, как если бы рай снизошел на грешную землю. Черт побери, и ведь никто не оставит тебя в покое в собственном раю. Люди будут охотиться на тебя, желать убить, людям не сидится спокойно в собственных оболочках, им не хочется слушать, смотреть и слышать, им неприятно биение собственных сердец, и поэтому, даже будучи во временном покое, они все равно движутся, лишь бы его не слышать.