Владимир Михайлов - Избранные произведения. Том 3

…Ваше Постижение, Главный Композитор Периода! Представляется к сдаче эпизод Истинной Истории Великого Ассарта. Хронология: с седьмого по шестнадцатое Второго Никаза года Пяти Правых рук и трех пальцев правой и одной и одного пальца левой руки Четвертого Большого Круга!

Содержание эпизода: героическая защита укрепленного замка Иш–Шутар на юге провинции Саш донкалата Самус воинами Восьмого полка Оранжевых Тигров под командой благородного донка и острия, Седа ар–Рагона ти Утас шу Ратана, осажденного Правым крылом Второго Скачущего Войска Младшего Властителя мира Нерашах Икана баш–Адона.

Связи: с эпизодами вторжения Второго Скачущего Войска – снизу, с победоносным разгромом того же войска – сверху, с эпизодом междоусобной войны Ратана и Гамота – слева, и Высочайшего внимания, оказанного Властелином младшей дочери донка Седа – Итире, приглашенной для ночных преклонений и смущенных услуг. Все нити выведены и вяжутся. Прошу благосклонно оглядеть схему.

В настоящее время эпизод противоестественно включен в историю мира Мигул. Местонахождение документов: Главная Консервация Истории Мигула, город Рангат планеты Мигулана. Местонахождение вещественных доказательств: одежда, вооружение – Музей Мигульской Славы, адрес тот же. Развалины замка Иш–Шутар – на прежнем месте, на юге провинции Саш, теперь – деканат Сашит. Жизнеописания участников: Большой Свод Великих жизней. Места погребения участников установить не удалось.

Предлагается назначить к изъятию: все упомянутые документы и вещественные доказательства; жизнеописания и родословное дерево донка Седа и его дочери, впоследствии известной как Итира Изящная, а также трех старших офицеров Восьмого полка Оранжевых Тигров. Родословные древа пересадить на Ассартскую почву, для чего материалы по получению передать в Сектор Родословных. Назначение современных представителей указанных родов на Ассарте предоставить на благоусмотрение Власти. Место для размещения развалин замка Иш–Шутар предложить выбрать Департаменту Топографии.

Эпизод представлен Композитором Истории Второго класса Истигом. Прошу направить ваши мысли и снисходительно принять. С трепетной уверенностью ожидаю проницательных вопросов, благородные донки и коллеги.

Вопросов не последовало – все устали до кругов перед глазами. Только один из композиторов, зевнув, сказал:

– Значит, эту – как ее, Итиру, что ли? – придется тоже вешать на нашего тогдашнего Властелина Сита Эноса. В среднем на десятилетие их приходится тридцать четыре на одну планету, этих смущенно услуживавших. Множит на семнадцать. Да, Властелин Сит будет выглядеть веселым правителем: пятьсот семьдесят восемь девочек за десять лет; по наложению хронологий, ему в те годы было от семидесяти восьми до восьмидесяти восьми лет. Надо подумать, кому заказать его портрет – чтобы люди поверили, что это было ему по плечу.

– Не он один. Все наши Алмазы Власти станут выглядеть так же, – пробормотал другой Композитор. – Только при чем тут плечо?

– По–моему, работа выполнена профессионально, – сказал Главный Композитор Периода. – Включаем? Отрицающих нет? Чудесно. Ну, последний эпизод – и по домам. Что там у нас?

– Представляется к сдаче эпизод Истинной Истории Великого Ассарта. Хронология: пятое сура в год…

– А, однодневка? Ну, это мы быстро расщелкаем…

Работать подчиненным тяжело. Но бывает интересно.

«Интересно, – подумал Уве–Йорген, уходя, – у генералов тут тоже такой же… э–м… вы меня понимаете, не так ли?»

И рыцарь загоготал по–солдатски искренне – так, что прохожие стали оглядываться.

Хотя знал прекрасно, что им–то смеяться было особенно не над чем. И не над кем. Над самими собой разве что.

Он лениво шел по ставшим уже знакомыми улицам Сомонта, постепенно удаляясь от центра. Миновал первый пояс, и теперь перед его глазами проходили невзрачные пейзажи второго.

Рыцарь казался рассеянным, но на самом деле постоянно был начеку. Он понимал, что сейчас идет двойная игра, гонки преследования между их Экипажем и группой Заставы: кто первым обнаружит противника? Каждый служил одновременно наживкой и рыбаком.

Уве–Йорген миновал кинотеатр, не обращая вроде бы внимания на обычную суету у входа; поравнялся со знакомой пивной и вошел.

А входя, боковым зрением увидел, как кто–то свернул за ним.

Забравшись с ногами на диван, Леза сидела с полузакрытыми глазами и улыбалась – сама себе, рядом никого не было, никто ее не видел. Улыбалась воспоминаниям; когда человеку дано такое умение – снова и снова переживать то лучшее, что в жизни приключалось, то, даже не имея иных доказательств, можно считать его счастливым, как бы солоно ему ни приходилось потом. Лезе сейчас было очень хорошо, и о прошлом она вспоминала не для того, чтобы отвлечься от настоящего, случись оно неблагоприятным, но, наоборот, чтобы сделать его – настоящее – еще более приятным.

Вспоминала, как тогда – ночью – все еще перепуганной, чудом избежавшей насилия, ускользнула она домой, в свою небогатую комнатенку в плотно обитаемой квартире очень недорогого (хотя и в Первом цикле) дома, заперлась на все обороты, залезла под одеяло, и только после этого ее пронял настоящий страх и заколотила дрожь. Задним числом пережитые страхи кажутся еще страшнее, потому что есть время испугаться как следует, переживая каждую всплывающую в памяти мелочь и ужасаясь тому, во что она могла бы развиться, к чему привести. Представляла, как, опрокинув навзничь, плющит ее о землю наглый Задира, отвратительный и, наверное, очень тяжелый и скверно пахнущий, и грубо, без бережения, срывает то, что ему мешает, так что она обнажившейся кожей ощущает, как жестка и холодна трава – или асфальт, или мостовая – и как ей становится очень больно и страшно, еще страшнее. То есть она не вспоминала, как это было – слава Рыбе, не было, пощадили ее Высшие Силы, да и за что было бы так наказывать, – но представляла, как случилось бы, если бы Высшие Силы не вмешались. Но тогда это впечатление о предстоящем промелькнуло как–то очень быстро – некогда было вникать в детали, – а вот под одеялом время нашлось, и она вникала и боялась. Еще более боялась потому, что с этой стороной жизни была знакома хотя и хорошо, но теоретически, а теоретически боль не представишь, и она то ли кажется совсем ничтожной, то ли напротив, такой невыносимой, какой на самом деле не бывает. Вот почему–то боли Леза, очень целомудренная, тогда больше всего и боялась.

Теперь, в уютной, богато убранной комнате, на широком диване, она улыбалась и тому страху, и следующему, едва ее не убившему: она только–только успела угреться под одеялом, как в дверь квартиры заколотили так, словно хотели ее высадить, с такой нетерпеливой злостью. Леза не ожидала, что это к ней, не было у нее таких знакомых, чтобы ломиться в дом среди ночи, да и вообще она знакомств избегала. Почему? Потому что ждала. Знала и верила: если сильно верить и терпеливо ждать, то непременно придет единственный, сказочный и прекрасный, увидит ее, поднимет на руки и унесет. Раньше она различала его как–то не очень ясно, словно сквозь дымку, знала только, что он прекрасен, добр и могуч, иначе это был бы не он. А потом увидела в реальности и сразу поняла, о ком все время потаенно мечтала.